Карина Добротворская - Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

с ним на рок-концертах, он сверкал своими невероятны-

ми глазами из-под густых темных бровей:

— Пришла послушать рок?

Однажды я встретила его в Репине, он был со

своей маленькой дочкой Лизой. Меня поразило, какой

он ласковый отец.

В 1991 году мы с тобой смотрели “Пятое колесо”, программу ленинградского телевидения, где Курёхин

с Шолоховым устроили свою знаменитую мистифика-

цию “Ленин — гриб”. Уже тогда ты счел это несмешным

и плохо сконструированным. К тому же ни один из

них не выдерживал серьезной интонации, оба глупо

прыскали. А ты часто повторял, что “крутые парни

не фиглярствуют”. (Хотя еще чаще ты говорил, что

“крутые парни не танцуют”.) Смысл этого ленинского

грибного трипа заключался в том, чтобы показать, что

теперь всё дозволено: любая бездарная глупость, любой

бред, любой бессмысленный розыгрыш. Но ты, конеч-

но, хотел, чтобы это “всё” было сделано талантливо:

“Настоящие звуки курёхинского пианино разрушали

тщательно возведенные звуки его поп-механик”.

От Курёхина осталось множество дисков, оста-

лись фильмы, остались записи хеппенингов, но это

ничтожно мало по сравнению с тем, сколько ему было

дано. Сергей Соловьев, которого Курёхин считал дру-

гом и уважал, написал о нем: “Из всех, кого видел

в жизни, самый талантливый в истинном природном

смысле этого слова — Сергей Курёхин. Над головой

его всё время трепетало незримое ангельское крыло”.

Я понимаю, что сравнивать вас невозможно.

И все-таки сходство есть. Мне иногда кажется, что вы

оба не сделали того, что могли. Не воплотились.

Не выдержали груза собственного таланта.

Он умер за год до тебя — мы с тобой еще были вме-

сте, хотя в эти летние дни 1996 года я уже встретилась

с Лешей Тархановым. Курёхину было сорок два года —

на пять лет больше, чем тебе на момент твоей гибели.

Через год покончила с собой его дочка Лиза, эту смерть

ты уже не застал. Я не помню, обсуждали ли мы с тобой

его национал-социалистические выходки последних лет.

Если да, то ты наверняка размышлял об этом в контексте

разницы между авангардистом и постмодернистом.

С чего мы, собственно, и начинали разговор о нем.

Его тоже звали Сережей.

44.

18

157

июля 2013

Я тебе никогда не рассказывала про Сережу и Сережу?

Тебе бы понравилось, я знаю.

У моей подруги, которая была замужем за славным

человеком по имени Сережа, появился любовник —

Сережа. Она влюбилась в него отчаянно. Всё, что он

говорил, казалось ей глубоким, все его поступки —

верными, все действия — правильными. Даже его

длинное некрасивое лицо и сутулая нелепая фигура

приводили ее в восторг.

— Знаешь, — сказала она мне однажды, — всё, что

в муже меня раздражает, в нем мне нравится. Мне даже

кажется, что у них разные имена. У одного — плебейское

“Сережа”, затасканное и скучное. А у другого — аристо-

кратическое “Сережа”, музыкальное и нежное.

Мне нравится эта притча о несправедливости

любви, о королевстве кривых зеркал, об оттопыренных

ушах Каренина. В “Смысле любви” Владимир Соловьев

утверждал, что слепота влюбленных, заставляющая их

идеализировать предмет обожания, — на самом деле

не обман, а прозрение. А что, если люди такие и есть, какими их видят любящие глаза в момент наивысшей

влюбленности? Что, если этот любовный свет высве-

чивает их сущность?

Может быть, я придумываю своего нового Сережу, как Марина Цветаева придумывала того, в кого влюб-

лялась: “Еще ничего реального, но мне для чувств

реального не надо”. Наделяю его сложным душевным

миром, тонкостью, внутренней деликатностью. Может

быть, ничего этого в нем нет? А вдруг я способна

чувствовать в нем всё это, потому что влюблена? Как

сделать так, чтобы это влюбленное про-зрение никогда

не исчезало? Чтобы аристократическое имя не

превращалось в плебейское?

Никому не нужна моя правда, всем нужна моя

вера, да?

45.

19

159

августа 2013

Привет! Я в деталях помню первый год нашей

с тобой совместной жизни. Год, немыслимый по кон-

центрации событий — исторических и личных. Твой

развод, голодная зима, наш брак, потеря ребенка, Англия, Париж. Обретение видео — а с ним и всей

истории кино. Хороводы вокруг “Сеанса”, моя

преподавательская карьера, начало наших журна-

листских опытов (нас обоих стали много печатать).

И наконец, полный и окончательный развал