А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

До высокогорья, где располагались ледники, нужно было пройти не один десяток километров. Олени с нашим грузом шли до заранее оговоренного с проводником места планируемого ночлега, мы двигались пешим ходом, наблюдая за рельефом и растительностью, ведя записи в полевых дневниках.

Сначала шли по долине реки Средний Сакукан, где местами сохранились участки дороги, по которой в конце сороковых годов ездили машины в так называемое «Мраморное ущелье». Теперь известно, что это был Борский исправительно-трудовой лагерь ГУЛАГ а, основные подразделения которого находились как раз в центре Кодара и у его подножья. Он входил с состав Ермаковского горнорудного предприятия, которое в 1949-1951 гг. добывало здесь урановую руду для первых советских ядерных бомб. Большой документальный материал на эту тему собран и издан забайкальским журналистом Анатолием Снегуром («Ключ Мраморный», 3-е изд. 2010), который свыше сорока лет живет в Каларском районе и остро переживает все его сложные природоохранные и хозяйственные проблемы.

Думаю, мы случайно зашли на территорию лагеря, которая частично была огорожена колючей проволокой. Там было несколько изб, в них было темновато, сохранились нары, к которым были прибиты таблички с именами заключенных и их «статьями». Сохранилась и деревянная наблюдательная вышка. Мрачное место. Мы его быстро покинули. Этот жуткий объект стал с середины 1980-х годов почти туристической «меккой», куда организовывались даже специальные маршруты.

В верхнем течении Среднего Сакукана практически не было троп, шли по бечевнику, переходя с берега на берег, когда скалы вплотную подходили к руслу, прокладывали тропу по осыпям, уходящим из-под ног.

Добравшись до высокогорья, на высоте 1800 м мы развернули базовый лагерь – поставили две двухместные палатки и навес для укрытия грузов. Началось изучение ледников. Несколько десятилетий спустя В. С. Преображенский писал «…первых впечатлений о ледниках не помню. Помню другое – восторг от того, что на аэроснимках, которые крутили в руках специалисты, увидел, расшифровал много ледников. …Я шел по Сакукану и ждал их. …Я был настолько уверен в правильности моего прочтения снимков (что это не просто заснеженные пространства), что шока и даже восторга, как вспоминаю сейчас, не было».

Для меня это были первые высокие горы и первые ледники. До этого на практике после первого курса я видела лишь Хибины с их снежниками, пахнущими арбузами.

Все было необычно, интересно, трудно. Из базового лагеря мы делали маршруты на ледники. Устанавливали рейки для наблюдения за таянием снега. Для определения запаса воды в снеге рыли шурфы в снежной толще, измеряли плотность снега из разных слоев шурфов. Рыть шурфы – довольно трудоемкая работа. Игорь Тимашев как-то подсчитал, что из одного шурфа глубиной 4,5 метра было выброшено около 24 кубических метров снега. То есть почти 12 тонн.

После работы на нескольких ледниках был подсчитан запас воды в снеге, который оказался равным 1000-1200 мм! Это было в 3–4 раза больше чем в Чаре, где годовое количество осадков – 300-400 мм, и объясняло, за счет чего ледники существуют.

Маршруты на ледники чаще были однодневными, но пару раз забирались с несколькими ночевками прямо на ледник, чтобы более тщательно его изучать. На высоте 2450 м над ур. моря была сооружена небольшая метеоплощадка, на которой 4 раза в сутки (1, 7, 13, 19 час. по местному времени) проводились измерения температуры и влажности по аспирационному психрометру Асмана и осадков с помощью дождемера. Это нужно было для того, чтобы путем сравнения с данными метеостанции в Чаре получить градиенты температур. Проведение метеонаблюдений было моей обязанностью. Иногда с содроганием вспоминаю, как в час ночи нужно было вылезать из спального мешка и из палатки, заводить психрометр, с фонариком снимать показания.

Кроме ледников, объектом моего наблюдения было фенологическое развитие крохотных растений высокогорья на трех небольших площадках, что стало основой моей первой заметки в журнале «Природа» в 1959 г.

Были проблемы с приготовлением еды. Чтобы добыть дрова для костра, нужно было спускаться вниз до границы леса, на что часто не было ни времени, ни сил. С собой у нас был крохотный очень капризный альпинистский примус, небольшой запас бензина. Приходилось иногда использовали мелкие сырые кустики полярной ивы; как-то во время сильного бесконечного дождя пытались в палатке сварить вермишель на свечках. Иногда приготовление завтрака или ужина – кипячение чая, варка каши или макарон (которые ели с тушенкой из банки 338 г., делившейся на две еды – ужин и завтрак для троих человек) – занимало до трех часов. Днем в пути «обедали» черными сухарями и сахаром, при наличии дров кипятили чай.