А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

Физикогеограф, д.г.н. (1966), профессор (1970), заслуженный деятель науки, академик РАЕН.

В Институте в 1947–1998 гг., зав. отд. физической географии, методологии исследования геосистем (1966–1987), зам. директора по научной работе (1975–1988)

Мой опыт руководства морскими экспедициями привел меня однажды к любопытному размышлению об управлении сложными научными организациями и коллективами. Если принять капитана судна за человека, ответственного за достижение поставленных целей и проводку корабля в неспокойном океане к конечному пункту, то эта работа во многом сродни работе директора академического института.

Директор института, как капитан, несет всю полноту ответственности за правильность выбранных научных проблем и приоритетов, адекватность методологических подходов, координацию исследований и достижение поставленных целей. Как правило, он имеет опыт административной работы и хорошо знает всю кухню управления и руководства коллективом. На флоте капитана иногда называют «обленившимся старпомом». При этом имеется в виду, что капитан (или мастер) не стоит на вахте, освобожден от многих рутинных обязанностей управления судном. Но не зря его каюта расположена ближе всех к навигационному отсеку и мостику, куда, если того потребуют обстоятельства, он может выйти в любое время суток чтобы принять правильное решение. Его авторитет непререкаем. Он не осуществляет «ручного управления» – для этого существуют другие люди и службы – но он в ответе за все на судне.

При такой модели управления, заместитель директора по научной работе, при определенных допущениях, соответствует штатной должности старшего помощника капитана. В обязанности последнего входит постоянный контроль за правильным курсом, соблюдением правил и норм безопасности, состоянием и благополучием команды. Он координирует деятельность других подразделений и служб. Для капитана он является самым доверенным лицом, ответственным за повседневное управление кораблем. Он, если угодно, является рабочим инструментом управления, обладает большой властью и возможностями. От его эффективного управления зависит успех и безопасность плавания. Но при одном важном условии – он должен иметь абсолютное доверие капитана. И наоборот.

С Владимиром Сергеевичем Преображенским я познакомился в 1981 году, когда после окончания своей работы в Тихоокеанском институте географии пришел по приглашению академика И. П. Герасимова в ИГАН и был назначен на должность ученого секретаря. Мы так не договаривались. Работа в отделе географии почв в качестве старшего научного сотрудника вполне соответствовала моим желаниям. Для меня, привыкшего к самостоятельности заведующего лабораторией и полевой вольнице, работа ученого секретаря казалась полной жизненной катастрофой. После океанских рейсов – в замкнутое пространство крохотного заваленного бумагами кабинета и бесконечную рутину составления планов и писания отчетов – такой переход был слишком контрастен!

Кроме того, я сразу же попал в жесткую хватку Владимира Сергеевича, который знал о научной деятельности Института и его сотрудников буквально все. Мало того, он знал характеры и привычки всех сотрудников – от выдающихся профессоров и докторов наук до скромных молодых менеэсов и лаборантов. Он знал все приводные механизмы функционирования Института и родственных институтов Отделения океанологии, Физики атмосферы и др. Короче, он знал все. И чувствовал себя в этой среде так же уверенно и естественно, как…старпом на корабле, плывущем среди коралловых рифов где-нибудь в южных морях… Естественно, и требования к своим подчиненным – а я непосредственно попадал в их число – были весьма жесткими. Не могу сказать, что мне все это очень нравилось, но я честно старался. В каком-то смысле, мне снова повезло, поскольку это была новая школа обучения мастерству и не где-нибудь, а в головном Институте географии – тогда такая иерархия была четко установлена в академической системе.

Владимир Сергеевич был требовательным, но терпеливым учителем. Кроме того, меня поражала его энергия и жадность к новым идеям и подходам. Идеи конструктивной географии, экологии человека, ТерКСОПов, модельных регионов – все эти инициативы проходили в Институте при его самом непосредственном участии. На мой взгляд, он меньше интересовался отраслевыми дисциплинами – палеогеографией, геоморфологией или почвоведением (на этом поле безусловным лидером был Иннокентий Петрович Герасимов), но зато он был ярым проводником интеграционного потенциала географии. И еще он был безусловным патриотом Института географии и отстаивал его интересы безо всяких сомнений – твердо, а порой и агрессивно. Он был кровь от крови, плоть от плоти игановцем!