Исаак Гилютин - Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)

https://tinyurl.com/5n8h733t

В записи самое ценное для меня это то, что в ней имеется настоящая дата рождения отца, 18.10.1910. Очевидно, что для немцев менять эту дату не имело никакого смысла. И вот только теперь, благодаря немецкому источнику, впервые за свою жизнь я, наконец, узнал эту дату, которую отец так хорошо скрывал от всех. Какая ирония, что я узнаю эту информацию не из советского источника, а из немецкого!

А ещё из этого же источника я почерпнул следующую любопытную информацию: Германский Бундестаг 21 мая 2015 года принял решение о том, что бывшие советские военнопленные, находившиеся в период Второй мировой войны с 22 июня 1941 г. по 8 мая 1945 г. в качестве военнопленных под властью Германии, могут получить единовременное пособие в размере 2,500 евро. Конечно, поздновато для моего отца, зато моему восхищению немцами нет предела – вот уже 70 лет, как они каются за своих отцов и дедов, и всё не могут остановиться. А ведь они всего лишь дети и внуки тогдашних преступников и сами они ни в чём не виноваты!

За 60 лет, с 1952 по 2012 гг. Германия выплатила всем категориям жертв нацистского преследования 53 миллиарда евро. Но и на этом они не останавливаются. Так, с 1 января 2012 года они запустили ещё одну программу, которая предусматривает одноразовую выплату в размере 2,556 евро евреям, бежавшим от наступления фашистских войск из некоторых районов Советского Союза, которые не были впоследствии оккупированы нацистами. В эту категорию включены евреи, бежавшие из Ленинграда, Москвы и Сталинграда после 22 июня 1941 года. Правда, это касалось только евреев из бывшего Советского Союза и проживающих ныне в Израиле, США, Германии и других западных странах. Двумя годами позже Германия включила в этот список и Россию, а также все бывшие республики СССР.

А я всё жду, когда же Россия покается за преступления 70 лет Советского режима (она ведь официальная правопреемница СССР!). Я уж не говорю про денежные компенсации жертвам этого режима – такое даже в страшном сне не может присниться. Похоже, уже не дождусь.

Рассказывать о тяжёлых послевоенных годах я, конечно, не собираюсь – об этом так много написано в книгах. А вот об одном, очень рискованном эпизоде того времени, я считаю уместным рассказать.

1945 год – очевидно, самый голодный. Я уже упоминал, что у моей мамы две родных сестры из трёх тоже проживали в Ленинграде. Но куда больше было двоюродных сестёр, из которых я мало кого знал. Лучше всех из них я знал только одну, Розу Горелик, которая была замужем за Яковом Зиновьевичем Соркиным, который не то до войны, не то после неё, добавил себе в фамилию ещё одно «о» и стал Сорокиным. В то послевоенное время, особенно после 1948 года, многие евреи меняли свои, кто имена, а кто фамилии, на более благозвучные. Никто не может их осуждать за это – какие времена, такие и поступки. Тем более, что Яков Зиновьевич ввиду своего высшего образования мог реально претендовать на вполне номенклатурную должность, что на самом деле впоследствии и произошло. Я упоминаю здесь этот факт только для того, чтобы читатель, особенно молодой, лучше представлял себе то злое время.

Яков Зиновьевич начал своё образование в Московском Химико-Технологическом институте, а закончил его в Ленинградском Технологическом за несколько лет до войны. Перед самой войной он был призван на военную переподготовку в летний лагерь под Ленинградом, откуда прямиком попал на фронт на знаменитый Невский Пятачок под Ленинградом уже в чине капитана и в должности начальника штаба бригады. Там он был ранен в позвоночник и провёл 1,5 года в госпитале, после чего соединился со своей семьёй, которая была эвакуирована в Казахстанский город Атбасар. По рассказам его младшего сына Жени, не в пример нашей, их семья не бедствовала, т. к. их мама получала деньги по «аттестату» за своего мужа-офицера. Так было только с семьями офицеров, но не солдат. Именно поэтому моя мама с тремя детьми «на руках» не получала ничего и была предоставлена в Казани сама себе.

Яков Зиновьевич вернулся в Ленинград со своей семьёй приблизительно в то же время, когда и мы. Напоминаю, что время в Ленинграде очень голодное, даже для семьи Якова Зиновьевича, который получает неплохие деньги по «аттестату», как офицер Советской армии. Что уж тут говорить про нашу семью? В это время Яков Зиновьевич встречается с моим отцом и делает ему предложение, от которого, как говорится, трудно отказаться: