Исаак Гилютин - Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)

В-третьих, попав в плен в самом начале войны, он всё-таки остался в живых. Впереди было ещё четыре года войны и вероятность того, что, находясь на передовой линии фронта, он останется в живых, была близка к нулю.

Из немецкого госпиталя он в течение целого года поочерёдно попадает в несколько пересыльных лагерей, с каждым разом приближаясь к границе Германии, пока не оказывается в ней самой.

Наконец, тут происходит сортировка пленных: их всех выстроили на плацу и стали выкрикивать профессии, которые были нужны местным фермерам. Когда выкрикнули профессию сапожника, он решил, что это его шанс на выживание и назвался таковым. Вы, конечно, догадываетесь, что никаким сапожником он никогда не был, но в детстве видел, как работали сапожники на улицах его родного Могилёва, и решил, что «не боги горшки обжигают». Таким образом, он вместе с ещё несколькими пленными попадает на немецкую ферму, где работает сапожником у зажиточного фермера вплоть до марта 1945 года. В этот период ему очень помогает знание языка идиш – языка всех европейских евреев—ашкенази, который, как хорошо известно, вообще произошёл от немецкого.

Летом 1944 года по каким-то намёкам он начинает понимать, что фронт движется в направлении Германии и значит появляется надежда на освобождение. С этой мыслью он живёт там ещё несколько месяцев, пока в марте 1945-го не становится слышна орудийная канонада приближающегося фронта. В это время он с другим пленным, татарином, начинает готовиться к побегу через линию фронта. В конце марта они убегают с фермы и несколько дней прячутся в заброшенном свинарнике – дожидаются прихода Советской Армии. Кое-какую еду им удалось с собой захватить, но вот с водой дело обстоит плохо – выйти из свинарника боятся, чтобы не дать обнаружить себя раньше времени и не попасть обратно в руки немцев. Им повезло: в одном из свинячьих корыт под слоем льда они обнаружили немного воды, которую давно исчезнувшие свиньи не допили. Можно сказать, что эта, оставшаяся от свиней вода, спасла их жизни. На 4-й день они слышат музыку русской гармошки и всё равно боятся выйти. На этот раз они боятся угодить в руки власовцев. И только когда они смогли разглядеть форму одежды и погоны военного формирования, они вышли из своего укрытия и сдались расположившейся по близости военной части.

Там их быстренько переправили в ближайший фильтрационный лагерь. Таким образом он попадает в руки ГУКР «СМЕРШ» (Главное Управление Контрразведки «Смерть шпионам»), которое занималось фильтрацией солдат, вернувшихся из немецкого плена. Отец, по его словам, уже был наслышан «подвигами» этой организации, а, может быть, кое-что усвоил со времён страшных 37–38-х годов. Как бы там ни было, но он понимал, что вот сейчас наступает самый ответственный момент в его жизни. Как и следовало ожидать, допрашивавший следователь из СМЕРШа многократно спрашивал его:

– Как вы можете объяснить, что вы, еврей по национальности, остались живы в немецком плену?

Ответы отца по существу никак не могли удовлетворить следователя, который, после каждого очередного объяснения, продолжал повторять один и тот же вопрос. Наконец, эту игру в кошки-мышки не выдержал отец, и психанул – ударил кулаком по столу и произнёс следующую фразу:

– Вам, очевидно, жаль, что несмотря ни на что, какое-то количество евреев всё-таки осталось в живых?

Конечно, такое поведение было рискованным, но отец в этот момент уже плохо владел собой. Он слишком хорошо понимал, что грозит ему ГУЛАГ и не 4-е года, как в немецком плену, а, как минимум, все десять.

Как ни странно, но выходка эта подействовала на следователя отрезвляюще, и он отправил отца в пересыльный лагерь, где следовало ожидать отправки на родину. Но это совсем не означает, что он сразу поедет к семье в Ленинград. Родина так просто своих сыновей не отпускает на вольные хлеба. Ведь СМЕРШевцы орудуют и на родине, а ГУЛАГ готов принять всех их подопечных. Я думаю, не последнюю роль в решении СМЕРШевца сыграло низкое образование отца: кому как не ему знать, что в шпионы, как правило, вербуют людей образованных, а он к ним как раз и не относился. В который уже раз отсутствие образования спасает отцу жизнь! И тогда возникает законный вопрос: что же это за страна такая, в которой живётся надёжнее без образования?

Следующие несколько дней, которые он провёл в этом лагере, отец усиленно ищет выход из создавшегося положения. Он прекрасно понимает, что благополучно прошёл лишь первый, но далеко не последний, этап проверок. Впереди их будет ещё много и тот факт, что он возвращается из плена, теперь и всегда будет работать против него. Это пятно позора смыть уже будет невозможно. А это значит, что угроза ГУЛАГа его вовсе не миновала.