Исаак Гилютин - Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)

Однако вернёмся к Казанскому периоду жизни. Почему-то я запомнил вой сирены воздушной тревоги, хотя это и было, как мне кажется, всего-то один раз. Ещё запомнился, пожалуй, только один эпизод. Как-то раз я исчез из дома (мне тогда было 4 года!) и, как только это обнаружилось, всё взрослое население дома бросилось меня искать по всей округе. Через какое-то время я объявился сам. На вопросы взрослых «где ты был?» я ответил, что был там, где трамваи живут. Дело в том, что в одной остановке от нашего дома был трамвайный парк. Вот я и отправился туда, чтобы узнать, где и как они, трамваи, живут. Погуляв по трамвайному парку (заметьте, что никто на меня не обратил там никакого внимания) и убедившись, что трамвайчики там действительно живут и никто их там не обижает, я благополучно вернулся домой и был очень удивлён реакцией взрослых на моё появление. С тех пор к трамваям у меня особо трогательное отношение.

А ещё мне запомнился забавный эпизод, который произошёл во время нашего возвращения в Ленинград через Москву. В Москве мы переехали с Казанского вокзала на Ленинградский и там нам пришлось сидеть на перроне дожидаясь поезда на Ленинград несколько часов. Всего нас было пять человек – тётя Аня, и мама с тремя детьми. В какой-то момент подходит к нам цыганка с предложением погадать. Какое-то время удавалось от неё отмахиваться, но ведь это цыганка – от неё не так просто отмахнуться. Наконец, тётя Аня сдаётся и соглашается на гадание. Тогда мама незаметно подзывает меня и говорит, чтобы я шёл обнимать и целовать тётю Аню, делая таким образом вид, что она моя мама. Мне тогда было уже пять с половиной лет, и я вполне понимал мамину задумку и был очень горд, что мне доверили участвовать в серьёзной взрослой игре. Не исключено, что я даже перестарался в этой игре. И вот что интересно: мамина задумка полностью провалилась. Карты цыганки «сказали», что тётя Аня не замужем, детей у неё нет и ни того, ни другого в её жизни не будет. Всё именно так и оказалось. Вот как тут не поверить в то, что цыгане обладают даром предвидения.

Вернулись мы в Ленинград в конце мая 1945 года в нашу комнату в коммунальной квартире № 23 дома № 4 по Барочной улице. В это время маму не покидала мысль о том, как она будет теперь выживать в чуть менее страшные послевоенные годы без образования и серьёзной специальности с тремя малыми детьми на руках. Напомню, что до замужества она работала швеёй на фабрике «Красное Знамя» и всё, чему она там научилась – это шить байковые перчатки.

Однако судьба была милостива к нам, потому что буквально через пару дней после нашего прибытия, совершенно неожиданно в дверях квартиры появляется отец, которого все «похоронили» почти четыре года назад, поскольку от него все эти годы не было ни слуху, ни духу. Оказалось, что он приехал инвалидом – без левого глаза. И теперь самое время рассказать историю его пропажи с его собственных слов, но без деталей, которые я, конечно, уже не помню.

Я уже говорил, что отец наш был «шибко» грамотный, имея за плечами целых 10 классов средней школы. А теперь добавлю, что он был ещё и членом той партии, которая в то время была единственной и беспорочной, т. е. ВКП(б). У меня нет сведений, когда и зачем его угораздило в неё вступить, могу только предположить, что, поскольку он даже и после войны был очень коммуникабельным и доброжелательным, то вполне искренне мог верить, что партия эта большое благо для страны, а он, её верный боец, поможет ей строить коммунизм в одной отдельно взятой стране. Удивляться такой наивности вовсе не стоит, т. к. нам известно очень много советских людей с куда более высоким образованием, которые искренне верили в идеалы партии и коммунизма. Более того, мне известно, что до войны он служил инструктором райкома партии, вот только не знаю какого именно, т. к. на эту тему в нашей семье было наложено табу и она почти никогда не обсуждалась. Почему так, вы поймёте буквально через несколько минут чтения. Что же касается уровня его образования, то, очевидно, что в то время этого было достаточно и даже, наверное, удобнее руководить и проводить линию партии с такими инструкторами, которые всё легко принимали на веру. С другой стороны, он, похоже, приехал в Ленинград в возрасте 24 лет, в 25 женился, а в 26 у него уже родился первенец и, таким образом, было уже не до продолжения учёбы. Вполне допускаю, что он решил делать свою карьеру по партийной линии. Никакие чистки 34-го и 37–38 годов его не затронули, что я как раз и связываю с низким образованием и служебным положением, т. к. инструктор райкома партии – слишком мелкая «сошка» чтобы он мог что-либо делать самостоятельно или от него могло что-либо зависеть. Как говорится, «нет худа без добра»: очень низкое образование и такое же социальное положение спасло всю нашу семью от катка репрессий всех советских времён.