Марк Казарновский - Склерозус вульгарис, или Русский поцелуй

Вообще, Арик в вопросах напитков вино-водочных считался профессионалом. Не даром работал в геологии. Всю Сибирь прошел, проехал, пролетел. А в геологии кто не пьет? Так же как и на наших рыболовных – иногда команда от изумления даже перестает понимать, в каком они океане.

Ну-с, по первой, за встречу. Конечно, пошел обмен информацией. Где работал, как жил. Тихонько подходим к лихим девяностым.

Смотрю на Арика. С каждой рюмкой он нравится мне все больше и больше. Вот как жизнь разводит. Когда-то мы были почти не разлей вода.

Но годы летят. Жены. Работа. Опять жены. Дети. И снова жены.

Это я излагаю Арику свой жизненный путь в лихих девяностых. Теперь смешно, сколько сделано ошибок. Сколько денег ушло ментам. А бандюганы? Хорошо, у меня, можно сказать, бандюганы потомственные. Еще в семидесятые я тихонько им передачки продуктовые возил.

– Запомни, Аркан, каждое доброе дело всегда откликается…

Это я уже после третьей рассказываю Арику про бандитов и жен. Иногда, правда, не знаешь, что лучше. Но пьем умеренно. Меня это радует, стало нелегко пить много. Но это возраст.

А вот тема жен показалась нам очень интересной.

Я жаловался, что не могу перебороть воспитание. То есть как появляется слабость к даме, так я стремлюсь на ней жениться. И только после первой брачной ночи начинаю понимать: снова попал.

Арик слушал с пониманием. Видно, эта тема была близка и ему.

– Вот что я тебе разъясню. У меня такие же истории, и я вывел одну закономерность. Все это не очень красиво, но мы же мужики, сможем все понять. Слушай внимательно. Ты начал встречаться с объектом желания. Проследи, извини, как у нее и у тебя со стулом.

– В каком смысле? Только этого не доставало, у баб ведь много чего можно исследовать, но только не эти туалетные особенности, – загорячился я.

– Вот ты и не прав. Потому что пьешь и не закусываешь. Слушай. Все просто. Если у тебя запор, а у нее понос – беги! Если у нее запор, а у тебя понос – убегай! Но ежели в унисон запор или, не дай бог, расстройство у обоих – это твое.

Мы выпили, и я согласился провести наблюдение. Ибо уже давно коротал свое старческое одиночество в тревоге: не дай бог, что случится. Кто придет? Кто даст воды? Кто переменит постель? Или приготовит омлет. Кто?

Скажу честно. Претендентки даже на мои годы появлялись. Не часто, не в большом количестве и не первой или даже второй свежести. Но приходили, пили чай, осматривали жилплощадь. Особенно во Франциях.

Я не задумывался, как там с разными отправлениями, но теперь твердо решил с этого начинать. Поэтому предлагал к ужину чернослив, свеклу в винегрете, японскую мешанину гокки и много тыквы и ее семечек. После наблюдал. Но результат пока не получался. По простой причине: я после ужина сразу засыпал, и что там происходило у меня или у нее – пролетало мимо сознания.

Но иногда появлялась эротика. Это когда ужин был плотный, а сон сразу и крепкий. Вот эта самая эротика во сне и появлялась.

Все это я Арику излагал честно. Ах, как же хорошо! Пили – немного. Еда – уйгурская. Мы как-то даже почувствовали себя джигитами типа хана Батыя.

Арика потянуло на упрощенную кухню типа картофель черри с думбой. А ежели еще добавить чеснок!

– Ну ладно, – говорю, – что мы все время про меня да моих дам. Все пустое. И твое удивление писательством – из-за непонимания, как говорил мой профессор, параметров перспектив. Я сделал вывод оригинальный, как угорь унаги в японской кухне. Все очень просто. Писательством занимаются люди, которые за свою жизнь не овладели никакой профессией. Вот и все.

Ну, например, Лев Николаевич. Чо не писать-то. Софья Андреевна в шесть утра кофий желудевый, и садится – переписывает. После росы местные крестьяне уже шапки ломают – мол, выходи, барин, пахать подано. А вечером никто графу и мешать не мыслит. Только разве комнатная девка крикнет негромко: «Ба-а-а-рин, кровать расстелена. Угнетать придете?»

Вот тебе и вся писательская жизнь. Кто на работе ничего не добился и с огорчения и зависти к коллегам заявил: «Я ухожу с работы, мне писать нужно романы про жизнь и отношения. Вы все еще завидовать будете!» Садится дома. И пишет, идиот, что в ум приходит. Конечно, желательно, чтобы при этом была жена дееспособная и с хорошим достатком. В смысле чтобы содержала этакого «писателя».

Вот о таком я, Арик, тайком и мечтаю. Да где там. Нет, нет, перевелись нынче бабы-стахановки. Еще не раз вспомнишь советскую власть, угнетательницу литературы.