Матвей Хромченко - Солист Большого театра

Кстати, благодаря, думаю, частому звучанию на радио отец был популярней многих именитых: меня и сегодня далёкие от искусства люди, услыхав фамилию, бывает спрашивают, не сын ли я «того» Хромченко. И помню эпизод с участием Селиванова (вот у него радийных записей не было). В кинотеатрах шёл американский боевик, друзья, давно пенсионеры, сунулись к администратору, первым Петр Иванович: добрый день, дорогая, я народный артист такой-то, не найдётся ли у вас случайно четырёх билетов? Облом. Минут через пять отец: я солист Большого театра такой-то… тут же: вам сколько?

Напиши такое западный рецензент, сказал мне Гурген Овсепян, два десятилетия выступавший на европейских сценах, любой певец счёл бы это оскорблением и потребовал бы публичного извинения.

Однажды утром у нас дома раздался телефонный звонок, мама подняла трубку: «Где же Соломон?! Я с ребенком стою на Киевском вокзале, он обещал меня встретить, сколько ещё ждать»?.. На что мама: «Его срочно вызвали в театр, так что вы не ждите, садитесь в такси и приезжайте, такси я оплачу»…

Друзья семьи организовали поздравительную телеграмму Бориса Ельцина на всамделишном правительственном бланке, её, как и положено, доставил кремлёвский нарочный. Отец долго вертел телеграмму в руках, никак в толк взять не мог, что с ней делать, пока гости не потребовали: читайте вслух! Медленно прочитав, сказал прилетевшей с ним Саре: «Оказывается, меня и Ельцин знает»…

Напряжение нарастало по обе стороны границы. Расстрел Тухачевского и «проходящих по его делу» генералов положил начало широкомасштабным репрессиям командного состава РККА, приказ НКВД «Об операции по репрессированию бывших кулаков…» дал старт «Большому террору». А над Европой нависал фашизм: к антикоминтерновскому пакту Германии с Японией присоединилась Италия. Декларируемые демократические принципы в новой конституции (заменяла прежнюю, 1924-го года), должны были, по замыслу Сталина, повысить привлекательность СССР за рубежом.

Продолжая доклад, секретарь едва ли не с личной обидой: «Недавно мы обсуждали на партийном собрании об идейно-политической работе в балете. Там выступила Сусанна Звягина, член парткома (!): „Я занимаюсь английским языком, и мне некогда ходить в УМЛ“. Выходит, что для неё английский язык важнее, чем знание теории марксизма-ленинизма»…

В статье к 75-летию отца Козловский выделил его гражданственность. В чём он её увидел, я не знаю, что же до самого И. С., то однажды я оказался свидетелем её им проявления. В 1967-м в ЦДЛ отмечали 75-летие Константина Паустовского, вечер вёл Вениамин Каверин (о чём потом вспоминал в книге «Эпилог»). Одним из первых писателя поздравил «любящий юбилеи и умевший их украшать Иван Семёнович Козловский», начал с иронии: «на вечер явился весь секретариат Союза писателей и даже Михалков» (о нём Каверин: «живое воплощение продажности, разъедавшей и разъединявшей нашу литературу»). Общий смех, потому что автор гимна опоздал на полтора часа. Сходу решил выступить, но Каверин одёрнул: «я вам слова не давал», позже выйдя на сцену, начал с объяснения: «опоздал, выступая перед избирателями»!.. Ту т уж И. С. «изобразил благоговение перед такой важной государственной причиной, с благоговением поднял руки и смиренно подогнул колени. В зале оглушительно захохотали, Михалков, растерянно моргая, умолк».

Члены партии по негласному, естественно, но всем известному «закону» обязаны были подписываться в размере двойного оклада, а также выписывать газету «Правда» и журнал «Коммунист» (депутаты – газету «Известия»), отец открывал их разве что перед партсобранием или занятием в УМЛ.

Сын Ильи Мурадяна родился в Гори, родине Сталина. Впитав его ауру, юный Иван Ильич изменил имя и фамилию под грузинское звучание, предпочтя стать Вано Мурадели. Выпускник тбилисской, консерватории, затем и московской по классу Николая Мясковского, едва ли не единственного, кто не побоялся вступиться за своего ученика. После всех обвинений написал несколько песен – «Русский с китайцем братья навек… Сталин и Мао слушают нас» (и др.), за что был награждён второй Сталинской премией. Через пять лет – после Постановления ЦК КПСС об исправлении ошибок в оценке оперы «Великая дружба» – вернулся на музыкальный и общественный Олимп. В том же году подписал «Письмо тринадцати» (в поддержку письма «двадцати пяти») деятелей науки и культуры в президиум ЦК КПСС: «реабилитация Сталина в какой бы то ни было форме явилась бы бедствием для нашей страны и для всего дела коммунизма»…