Матвей Хромченко - Солист Большого театра

В те годы наивысших достижений «развитого социализма» учреждения прикрепляли к продмагам, где служивых отоваривали дежурным продуктовым набором, приправляя его «дефицитом». Наум, в отличие от Соломона, деликатностью не отличаясь, запросто заходил к директорам и, назвавшись «певец Хромченко» (имел право), что-нибудь получал. За отцом я знаю лишь один такой эпизод. Как-то раз прихожу, и чуть ли не с порога он вручает мне банку шпрот, в ответ на вопрос, откуда дровишки, радостно объясняет: вчера в институте увидел коллегу с магазинным набором, оказалось, распределяли накануне. Тотчас поспешил к директрисе гастронома: «я – такой-то, вчера в институте меня не было, нельзя ли мне сегодня выкупить такой же набор», на что пожалевшая профессора распорядительница благ распорядилась выдать… две банки шпрот. Я едва сдержался, чтобы не вышвырнуть свою в окно… с тех пор о том вспоминая («мы такие гордые»…), всякий раз кляну себя последними словами.

В личном деле С. М. Хромченко в РГАЛИ хранятся заполненные им собственноручно анкеты до– и послевоенных лет с вопросами, некоторые из которых меня, а я подобные тоже заполнял, восхитили. Ладно бы требование сообщить не только о своих, но и жены близких родственниках, где и когда родились, кем служат, где прописаны, не были ли осуждены, не оставались ли на оккупированной территории. Так ещё и не состояли ли членами партий, оппозиционных «генеральной линии» ВКП/б/– КПСС, служили ли в жандармерии и даже, вдумайтесь, что этот вопрос означает, воевали ли во время войны в заградотрядах?! А в ответ на вопрос, если ли родственники заграницей, отец писал, что дядя (имя и отчество) то ли в 1912-м, то ли в 1914-м под фамилией Хром уехал в Палестину, и связь с ним оборвалась.

Две недели гуляя туристами по Бельгии и Франции, они с Селивановым мечтали, попав в Париж, побывать в Гранд-Опера (как когда-то Козловский услышать хоть одну оперу в Ла Скала). Денег на билеты не было. Петр Иванович на воляпюке «нижегородского с французским» пытался втолковать администратору, что они – солисты знаменитого Большого театра (почему же такие бедные?), полная безнадёга, как вдруг отец запел арию Альфреда «Высоко поднимем мы кубок священный», Петя (Жермон) подхватил: «Ты забыл край милый свой, бросил ты Прованс родной»… восхитившись, администратор всё понял и препроводил гостей в артистическую, или какая там есть, ложу; кстати, москвичам услышанные голоса не «показались».

Уроженка Запорожья, в Израиле изменившая имя и фамилию на Лиору Ган, ведёт на радиостанции РЭКА разные программы – «Занавес открывается», «Ещё не вечер», «Интервью в интерьере» и др.

Я бы ответил иначе. В театре дружил отец с Селивановым, Лисицианом, Гоциридзе, Орфеновым, Петровым, перед Головановым преклонялся, а Ивана Семеновича – любил, чувствуя в нём, думаю, созвучную, взращённую Украиной душу и был счастлив взаимной симпатией. Прилетая в Москву из Израиля, тут же справлялся о его здоровье. Когда уже тяжело больной И. С. никого не принимал, на звонок отца откликнулся приглашением: «он встретил меня в новом шикарном костюме, наверное, в первый раз надел, в белой рубашке, в бабочке, говорил с трудом, но, провожая меня, вышел в коридор, простились в дверях». Вернувшись в Иерусалим и увидев на экране телевизора портрет Козловского в траурной рамке, Соломон разрыдался, что с ним бывало весьма редко.

Анатолий Орфенов: «хотя перед нами всегда стояли две обаятельные фигуры, два непревзойдённых авторитета – Козловский и Лемешев, каждый из нас искал и находил своё собственное место в оперном искусстве Большого театра». Отец в статье к 80-летию Козловского писал чуть иначе: «Для нас, молодых певцов, он был эталоном оперного певца… (его) творчество оказало большое влияние на моё становление как певца… должен откровенно сказать, что, выступая в партии Юродивого, я шёл от образа, созданного И. Козловским и считаю непревзойдённым». То есть авторитет, эталон, влияние – но не очередность по ранжиру.

Лишённый и намёка на суетное тщеславие, он видел себя, конечно же, не первым, но равным с поющими с ним в одно время коллегами. Не могу забыть его реакцию на один по моей милости эпизод. Однажды я, приехав с другом в киностудию, где его доснимали в последних кадрах вскоре вышедшего не экраны фильма, несколько секунд изображал в кадре – предложили, не отказался – бессловесного посетителя кафе, сидящего в обнимку с девушкой. Тем же летом в санатории, куда я приехал к отцу на пару недель, фильм показали, отдыхающие принялись поздравлять отца с восходящей звездой экрана, а он, еле стерпев поздравления, мне бросил: «уж если быть актёром, то в первых рядах»! И в одном из последних писем из Израиля: ты не заметил, как я стал певцом высшего качества, но чтобы это не прозвучало с не свойственным ему апломбом, добавил: ха-ха…