Андрей Битов - Все наизусть. Годовой творческий цикл

А мы сейчас готовимся, значит, опять к какому-то юбилейному торжеству, все ждем конца света, который явно – большая экономическая пиар– и прочая бизнес-программа по миру. Но тем не менее, почему-то тоже ложится на день рождения Иосифа Виссарионовича – 21 декабря. 133 года ему будет. Если случится конец света, то он ухмыльнется из своего ада или чистилища, где ему положено быть. Но не будет конца света, потому что все-таки над нами есть Высший суд и Высшая власть, и она пока, по-моему, этого не допустит. Потому что все, что существует до сих пор, столько раз должно было погибнуть, что только наличием Божьей воли можно оправдать, что все это продолжает быть.

Разговор перед концом света. Света, действительно, неприятно мало, витамина D, кажется, поступает недостаточно, но это не метафора, а это природа, которая из всех сил продолжает не халтурить. Даже и при большевиках она не халтурила, сезоны соблюдала, а мы, как и при них, не готовы к снегопаду. Что происходит? Вот приезжаю я из Питера 28 числа – есть нечего, бегу в соседний ларек. Оказывается, их сносят. Это такая мера усовершенствования нашей жизни. Почему-то каждый новый мэр начинает укладывать плитку, по которой нельзя ходить или можно упасть – это что в Питере, что в Москве. Не понимаю, что это за параллельное производство, но мэр входит в новую жизнь всегда с новой плиткой. Сейчас у меня под окнами перекладывают рельсы и сносят ларьки.

Я вспоминаю четверостишие, такой Яша Аким был, симпатичный поэт. Он писал про свой родной городок, кажется, Галич: «Поспешно разрушались церкви и долго строились ларьки…» Сейчас явление, вроде, обратное: быстро сносят ларьки и поспешно возводятся церкви. Это хорошо, что церкви реставрируются, как-то это украшает, но не будем много говорить о церкви, потому что, к сожалению, она слишком близка с властью, что тревожно. Института комиссаров нет, а священники комиссаров не должны заменять. Как-то мы ехали с Юзом Алешковским и его женой, еще в 70-е, и видим большую растяжку-поздравление к ноябрьским праздникам, там, естественно, «Слава КПСС» висит. Ира, жена Алешковского, остроумная женщина, говорит: «Вот поедешь однажды, а вместо «Слава КПСС» будет «Слава Богу».

И вот время прошло, а прошло ли? Мы живем во времени, которое окончательно себя потеряло. Я недавно смотрел по интернету картину Мирзоева «Борис Годунов». Прежде всего, мне понравился там Пушкин. Одна из заслуг режиссера та, что он не выкинул и не изменил ни единого слова. Целиком текст «Бориса Годунова», но положен на современную действительность.

Но до чего же ничего не произошло! Это к тому, что в 2013-м будет еще 400-летие Романовых. Абсолютно ложится каждое слово на то, в чем мы живем. И я, честно говоря, всю жизнь «Бориса Годунова» любил меньше из Пушкина и понял, какой я дурак. Просто он был грамотнее меня и лучше исторически мыслил. Сказать, что он пророк или провидец – это неправильно, гений.

Все легло, легло одно на другое. Мы живем по-прежнему в той же системе, которая была.

И если мы в 13-м году не отметим этого несуществующего года, с которым все сравнивается, то в 14-м, мы наверняка будем отмечать начало Первой мировой и будем доказывать, что мы в ней победили, а не проиграли – это уже готовится.

По телевидению особенно хорошо наблюдать попытку реставрации одновременно всех времен – и Советскую власть не обидеть, и царскую не обидеть, и как-то их совместить. Та же самая работа происходит на уровне пафоса, а не понимания. Мы сейчас смешали капитализм с социализмом, значит, дореволюционное время с современным, и в этой каше уже никто не разберется. Это месиво, похожее на ту слякоть, которую не могут убрать снегоочищающие машины. Это снегопад времени какой-то. А в 1917-м мы будем отмечать столетие Великой Октябрьской революции. А я буду отмечать столетие Хитрука, который умер вчера. И мне это очень жаль. Хорошо пожил, но как будто бы с ним ушла какая-то чуть ли не последняя доброта. А у меня в голове, как у Винни-Пуха, из доброты только опилки.

Нет, то, что хорошо, – хорошо.

Вот задуматься бы о том, как враз вдруг косяком вымерла филология, которая у нас была. Вдруг они, как домино, все попадали. Почему, совершенно непонятно. И Аверинцев, и Гаспаров, и Топоров, и Мелетинский, и Чудаков. Засосало будто в нынешний водоворот «рентабельности». Так как же эти же люди сумели возникнуть при той системе, при которой они возникнуть не могли – а именно в советское время? Книга «Алхимия» Вадима Рабиновича ни при каких условиях не могла бы быть написана в нынешнее время. Она была написана именно тогда, когда ее нельзя было написать. Почему?