Виктор Улин - Денис Артемьевич Владимиров

В этот пропагандистскую ложь я тоже не верю; лишь одурманенные коммунистическим духом люди могли обгаженные собаками углы дворовых « колодцев » и гранит Петропавловской крепости – главной тюрьмы России – ставить выше собственных, единственных и невозвратимых жизней. А семья Владимировых не принадлежала к социуму умственных рабов.

Скорее всего, с ними произошло то характерное, что уничтожило миллион их земляков, лежащих сейчас на полях мемориальных кладбищ Ленинграда – Пискаревского, Серафимовского, еще нескольких менее известных.

Сначала они пребывали в иллюзиях « малой крови, могучего удара », потом не осознали угрозы, а потом…

Потом исчезла возможность уехать – и все скончались от голода, защищая замшелые стены.

(Ведь мама моя и бабушка уехали лишь потому, что дед, человек союзного масштаба, руководил эвакуацией одного из оборонных предприятий.

А вот бабушкины родители « бежать » отказались, остались беречь квартиру на улице Красной Связи.

Дом выстоял, но прадедушка Александр Игнатьевич умер страшным февралем 1942 и похоронен в безымянной общей могиле.

Правда, прабабушка Дарья Дмитриевна была вывезена по Дороге Жизни и прожила в Уфе еще несколько лет.)

О блокаде Денис Артемьевич вспоминал без напряжения, хоть и без охоты.

Много позже, в 90-е годы прошлого века, когда я вступил на путь литературы, он прислал мне воспоминания о 900 днях.

Увы, я не мог помочь старшему другу реализовать творческое самовыражение; я сам был в полном загоне. « Башкнигоиздат », существовавший с незапамятных времен (и выпустивший в 1958 году книгу « Развитие промышленности Башкирии », написанную моим дедом в соавторстве с крымским татарином из деревни Буздяк Ахметом Валеевичем (Мухаметвалеевичем) Янгуразовым (1910-1978)) стал « Китапом ». Всех авторов с « некоренными » фамилиями выбросили из планов, слетела и моя 2-я книга « Конкурс красоты », рекомендованная русской секцией Башкирского отделения СП СССР и несколькими годами ранее утвержденная издательским советом – что не позволило мне вступить в настоящий Союз писателей. Лишь с развитием электронных ресурсов эти записки были доведены до читателей.

К сожалению, не мною; не знаю кем: соратниками по матмех факультету ЛГУ или выросшим сыном Тёмой…

Но тогда, еще не освободившись от жизненных приоритетов уровня « лишь бы не было войны », я читал мемуары Дениса Артемьевича с непередаваемыми эмоциями.

Блокада Ленинграда – одна из самых трагических страниц в истории России. И в то же время это событие, требующее многих оценок причин и следствий.

Прочитав немодерированные (по современной терминологии) записки простого свидетеля тех дней, я посмотрел на историю блокады под несколько иным углом зрения.

Мне увиделась истинная правда тех лет: медленное угасание жизни при осознании безысходности.

Происходившее в блокадном Ленинграде было ужасом, для поименования которого в человеческом языке не найдется эпитетов.

И простые слова автора о том, что несмотря на бесчисленные слухи, он не видел свидетельств поедания человеческого мяса, подействовали на меня сильнее, нежели все прочитанные до той поры книги и просмотренные (не по одному разу) фильмы, художественные и документальные.

Так правдиво и страшно мог написать лишь такой человек, как он.

Но в блокадные времена Денис Артемьевич Владимиров был мальчишкой.

Сейчас трудно представить, как мог выжить маленький человек 12-14 лет – в период яростного формирования жизненных сил! – на « детскую » норму хлеба, 125 граммов в день.

И бесконечные поэтизации мужества не могли компенсировать недополученного в физиологическом аспекте.

По большому счету, все молодые люди, пережившие блокаду, пережили клиническую смерть, после которой начинали жить заново.

Но заново начать с « нуля » не удавалось никому; жизненный запас оказывался исчерпанным, а здоровье – подорванным, поскольку не бывает обратимых перемен к худшему.

Вот этот факт биографии и объясняет подмеченную не одним мной старость Владимирова. Блокада забрала у него полжизни уж в возрасте, в котором обычные люди ее лишь начинали.

Конечно, со мной могут поспорить, привести бесчисленные примеры людей, вставших со смертного одра, отряхнувшихся и зашагавших вперед с удвоенной бодростью.

Но у всех разные пороги чувствительности, о чем говорит вышеприведенная биография математика Ляпунова – умнейшего, но слишком чувствительного человека.