Александр Ласкин - Петербургские тени

Потом я рассказал ей о том, как мой отец лежал в больнице после операции на мозге, и я все никак не мог придумать, чем бы его порадовать.

Когда я принес в палату альбом живописи русского авангарда, он впервые за несколько недель улыбнулся. Мне даже показалось, что засмеялся.

Возможно, это была реакция бессознательного на бессознательное , но скорее всего тут имели значение уроки Гора. Некогда его старший товарищ объяснил ему, что если в уходящем веке было что-то важное, то это только двадцатые годы.

ЗТ:Анна Андреевна почти четыре месяца лежала в больнице. Выписали ее не потому, что она поправилась, а потому, что больше четырех месяцев в больнице не держат. Дальше она должна была отправиться в Домодедово, но путевка почему-то задержалась. Все это время она жила у Ардовых. Как полагается, вокруг была «ахматовка»: гости, застолья… Наконец, через две недели, дают две путевки. По-моему, они с Ниной Антоновной Ольшевской и дня не прожили в санатории. Анна Андреевна почувствовала себя плохо и сразу умерла.

Из Москвы тело сопровождали Тарковский и Надежда Яковлевна Мандельштам. В том же самолете летела Аня Каминская. Всю дорогу Тарковский держал в руках ее тросточку. Тросточка, когда-то подаренная Арсением Александровичем, неописуемой красоты. На одну треть из слоновой кости, резная, с рисунками… И Ахматова, и Тарковский любили вещи с историей. Так что, возможно, и у этой вещицы тоже есть какая-то история. Знаете, конечно, что у Тарковского был роман с Цветаевой? В принципе, у него мог быть роман с кем угодно. Удивительно красивый был человек…

Сразу после того как мы встретили самолет, гроб повезли в церковь. Поставили его в правом приделе. Настю я на похороны не взяла. Она до сих пор не может мне этого простить.

АЛ:Настю Анна Андреевна «курировала» с самого рождения…

ЗТ:Ну как же. Когда Настя должна была родиться, я Анне Андреевне сказала, что хочу назвать дочку в ее честь. Ахматова замахала руками: «Боже сохрани!». Не желая ей перечить, я назвала дочку Анастасией. Это имя начинается с ахматовской буквы «а».

После рождения Насти Анна Андреевна пришла с подарками. Принесла иконку с изображением святой Анны. И серебряную ложечку. Тоже со значением… На ней изображено перечеркнутое «а». С тех пор Настя эту ложечку очень бережет и никому не позволяет ею пользоваться.

На чем мы остановились? Да… Вечером того же дня прибыл московский поезд, в котором ехали Виталий Яковлевич Виленкин, Лев Копелев и многие другие. На следующее утро появился Михалков и прочие московские именитости. На отпевании мы с Левой и Аней Каминской стояли у гроба. У Ани было много хлопот, а потому она попросила меня подержать знаменитую синюю сумочку и тросточку Анны Андревны… Лева в этот момент готов был всех простить. Даже Пуниных.

Отпевание было потрясающее. Я стояла у гроба, а потому могла все разглядеть. Невероятные лица. Словно из всех щелей вылезли последние жители уже несуществующего Петербурга. Виктор Платонович Некрасов привез из Киева свою мать. Она ходила с трудом, и он нес ее мимо гроба на руках…

Одновременно суетились всякие писательские чиновники. Они все переживали, что мы не успеваем на панихиду. Наконец решили закрывать гроб. Поверх толпы в нашу сторону поплыла крышка. Тут вся церковь едином духом сказала: «Дайте проститься». Так в Пасху все вместе говорят: «Воистину воскресе». И тогда крышка развернулась и поплыла обратно.

Я давно думала, почему Никольский собор огромный, а колокольня при нем маленькая? Когда стали проносить гроб, мне все стало ясно. Колокольня полностью уместилась в дверном проеме. Словно ее создавали по его размерам.

Представляете: небо и – вверх взмывшая колокольня. И гроб несут на руках.

Дальше в машине направляемся в Союз писателей. Дом со всех сторон облеплен народом. Когда внесли гроб, то прямо перед нашим носом захлопнули дверь. Лева, я и Надежда Яковлевна оказались на улице. Мы с Надеждой Яковлевной стали бегать, а Лева от удовольствия потирал руки и приговаривал: «Вот и хорошо, так оно должно быть…». Тут кто-то появился, и мы попали внутрь.

В это время все речи уже кончились, и Тищенко играл свой «Реквием». Разумеется, без слов.

АЛ:Бродский говорил Соломону Волкову, что вы очень помогли с местом для захоронения Анны Андреевны.

ЗТ:Существовала опасность, что Ахматову похоронят на каком-нибудь дежурном кладбище. На Южном или Парголовском. Понятно, что Волково кладбище или, тем более, Александро-Невская лавра для нее были закрыты. Хотя, будь ее воля, она предпочла бы Литераторские мостки. Сколько раз я слышала: «Мое место рядом с Блоком». Стали думать, где. Кто-то предложил Павловск. Отказ.