Владимир Егоров - Курсанты

23.00. «Рота отбой!». Во всех кубриках гасится свет.

И так каждый день в течение 6 лет с ноября по июнь.

У нас у всех от такой интенсивной жизни периодически наступало переутомление. Бывали случаи, когда на утреннем построении роты кто-то из курсантов падал в обморок. Такого мы тащили в санчасть, и там его несколько дней отпаивали рыбьим жиром. Человек примерно 25 (из 125 во всей роте) не выдержали такой жизни и в первый же год были отчислены из училища по разным причинам: по состоянию здоровья, за грубое нарушение дисциплины или по собственному желанию. Приходило небольшое пополнение засчёт курсантов, вернувшихся из академического отпуска по болезни. В общем, нас не просто учили, а действительно ковали кадры.

Пока мы учились на первом курсе, начальником строевого отдела училища был подполковник Селявко (строевой отдел состоит из офицеров действительной службы, занимается внутренней дисциплиной и организацией внутренней службы в училище строго по Уставу ВМФ). Так вот, подполковник Селявко был из морских пехотинцев, в войну командовал батальоном морской пехоты. Был ранен и поэтому слегка прихрамывал на правую ногу. Было ему тогда лет под 50. Это был суровый мужчина высокого роста, широкоплечий, с мужественным лицом и чапаевскими усами. Служба при нём была поставлена очень чётко: никаких поблажек курсантам и офицерам. За опоздание из увольнения – 5 нарядов. За самовольную отлучку – отчисление из училища. Плохо рота прошлась строевым шагом – дополнительные строевые занятия в воскресенье вместо выходных. Командиры рот (капитан-лейтенанты и капитаны 3 ранга) обязаны были жить в помещении своей роты в своём кабинете, в увольнение к семье могли уйти только в субботу после ужина до вечерней поверки в воскресенье. Отношения между офицерами и курсантами строго по Уставу. Ни разу я не видел, чтобы подполковник Селявко улыбнулся или кому-то из офицеров либо курсантов сказал «ты».

Но через несколько месяцев мы стали постепенно понимать, что этот суровый воин в душе очень добрый человек, любит молодых моряков и, как ни странно, очень дорожит их мнением о себе.

Приведу такой случай. Как-то на первом курсе, уже весной, я с двумя курсантами после обеда с разрешения командира роты вместо личного времени в экипаже остался в учебном корпусе на Косой Линии позаниматься в спортзале. Надо было привести себя в форму перед соревнованиями по классической борьбе. После тренировки мы пошли пешком в экипаж на 21-ю Линию. Чтобы не встречаться с училищным начальством, пошли не кратчайшим путём через Косую Линию, а свернули от училища на Детскую Линию, вышли на Большой Проспект, свернули направо в сторону училища.

По дороге к училищу в полуподвале жилого дома находилась наша любимая рюмочная. Она работала тут ещё с царских времён. Когда были деньги у кого-нибудь из нас, мы любили после тренировки спуститься в этот подвал по истёртым нашими ботинками мраморным ступенькам. Там нам каждому за рубль выдавали 75 грамм водки и шикарный бутерброд из огромного куска серого хлеба с рижскими шпротами. Это у нас называлось «разогнать фэршлюс». Водку мы выпивали, а бутерброды, по стихийно сложившейся традиции, отдавали собачке, которая постоянно крутилась рядом с рюмочной. Собачка уже знала нас. Когда около рюмочной появлялись курсанты в морской форме, она, радостно повизгивая, первая забегала в рюмочную, ждала, когда мы выпьем водку и закусывала нашими бутербродами. Причём за все 2 года, что мы учились на Васильевском Острове, ни один курсант не съел в этой рюмочной ни одного бутерброда. Вот такова сила морских традиций. Особенно если учесть, что мы ходили постоянно голодные.

Так вот, выходим мы из рюмочной. День был тёплый, весна, солнышко светит. Я немного расслабился, расстегнул бушлат, взял фуражку в руку и иду нестроевой походкой. И тут слышу до жути знакомый баритон подполковника Селявко: «Товарищ курсант! Подойдите ко мне!»

Подполковник шёл нам навстречу. Видимо, тоже решил идти в училище не кратчайшим официальным путём, а пройтись «по тылам», и обнаружил отступающую в беспорядке группу курсантов.

Тут главное было не растеряться и не выказать испуга. Я, не сбавляя хода, перешёл на строевой шаг, правой рукой моментально застегнул пуговицы на бушлате, а левой надел фуражку. Как раз этих десяти метров хватило, чтобы привести себя в порядок. Вытянулся перед подполковником, руку к козырьку: «Курсант Егоров! Одиннадцатая рота!»

Селявко слегка приподнял брови. Похоже, он не ожидал такой быстрой реакции: