Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Указав на Сальваторе, Юджи был прав. Благодаря его вмешательству многие карьеры были спасены. Сальваторе знал это, но всегда смело вставал на защиту Кришнаджи.

– Но… э… путешествие… э… было таким прекрасным…

– А?

– Путешествие… э… было прекрасным…

– Какое путешествие?

– Мышленное, куда мы… э… идем, шах за шахом… – напомнил он Юджи о путешествии – фальшивой обманке.

– Я сказал ему: «Твой самолет фальшивый!»

Сальваторе тоже рассмеялся.

– Юджи, я любил его.

– Я тоже его любил.

– J’des amore, – на романтичном французском выразил свою любовь Сальваторе.

– Почему мы о нем говорим? – улыбнулся Юджи.

– Да нет, я бы хотел говорить о многом другом…

– А?

– Я хочу говорить о многих других умных вопросах.

– А у тебя есть какие-то умные вопросы?

– Да… э… я составил список, три-пять страниц.

Казалось, Юджи это было не слишком интересно… все смеялись над этим знаменитым списком.

– Сколько мы с тобой знакомы? Тридцать пять лет?

– Да.

Сальваторе продолжал настаивать:

– А еще я хочу… э… записать… э… кое-что из того, что… э… ты говоришь, чтобы я… э… мог изменить себя… э… за время… э… зимы.

Он сам смеялся, когда говорил это, и, естественно, мы поддержали его.

– Нарен, что?!

Юджи обратился к астрологу, душевно хохотавшему над его выходками вместе со своей сестрой в глубине комнаты. Сальваторе предупредил:

– Эй, там, сзади, не смейтесь!

– Что происходит, Нарен? Он – мой очень хороший друг! И он был лучшим другом Джидду Кришнамурти!

– Да!

Заметив, в какую сторону поворачивает разговор, Сальваторе встрял:

– Я хочу… э… задать Нарену вопрос… если я… э… изменюсь следующей зимой?

– Ха-ха-ха. Ты слышал это, Нарен?

Преподобный перефразировал вопрос для астролога:

– Он хочет знать, изменится ли он следующей зимой?

Немцу и минуты не понадобилось, чтобы выяснить ответ у звезд. Реакция была моментальной:

– Ни малейжего чанза!

– Ты слышал это? Ни малейшего шанса! – в этот раз поддержал его Юджи. Затем добавил:

– Ты обречен!

– Ок, я знаю!

Последовала пауза, во время которой Юджи непроизвольно постукивал кулаком по ручке кресла, явно наслаждаясь происходящим.

– О, мама мия!

Сальваторе снова принялся за свое:

– Ок, простой вопрос, Юджи…

– А?

– Очень простой вопрос – умный, но простой!

– Да у тебя же ума-то нет, разве не так?

– Как ты думаешь, экологи могут изменить мир?

– Нет. Они его сделают хуже.

– Хуже.

Сальваторе поправил очки и улыбнулся в ответ, что дало Юджи возможность рассказать свою историю о девушке на ресепшене в Эн-би-си, которая совершила ошибку, спросив о его отношении к экологии, – он, естественно, напомнил ей, что попу она вытирает туалетной бумагой… но это совсем другая история!

Лето заканчивалось. Дождь шел, не переставая, и мы сидели в комнате, сходя с ума. У меня уже начиналась клаустрофобия. Состояние Юджи трудно было определить точно. Одним утром он упал (у меня есть пометка на календаре, когда именно), но ничего страшного не случилось. Он хотел уехать из Гштаада, и мы отправились в Бавено, куда приехали повидаться с ним его друзья из Милана. Затем мы поехали через Ванс еще к одному его другу, живущему на Средиземном море. Все места были безумно красивыми – настолько же безумными были и наши бесконечные дороги к ним. Наше с ним постоянное дурачество стало для него удобным предлогом, чтобы опираться на мою руку, когда нужно было выйти из комнаты. Он мог часами прямо сидеть в своем кресле, но когда поднимался, ноги уже не держали его так хорошо, как раньше.

Я пытался определиться, что же мне делать: то ли улететь первого сентября, как и планировал, в Штаты, то ли послать все дела в Нью-Йорке к чертовой бабушке. Сейчас даже трудно представить, каким сильным тогда было искушение все бросить и разом избавиться от всей своей собственности. Долгое время это было просто моей навязчивой идеей. И все-таки чувство самосохранения заставило меня вернуться назад. Я все еще мог продать какие-то картины. Да и кроме того, предоставить моим друзьям выкидывать вещи из моей квартиры на улицу тоже было как-то не очень. Я бы сам не хотел оказаться в подобном положении.