Олег Тарутин - Межледниковье

В один из дней нашего березитовского отдыха в поселке появился Григорий Глозман, поэтически возбужденный трехдневным переходом с оленьим караваном от станции Уруша и переправой на бревне через реку Хайкту, готовый к любым трудностям и опасностям. Гришка был душевно встречен уже наслышанным о нем коллективом и тут же в этот коллектив влился, заняв законное спальное место в нашей половине дома.

Напарником Григория по переходу был тот самый, нанятый Германом на Уруше рабочий с опасной для тайги фамилией — Плуталов. Этот молодой долговязый парень с интеллигентной внешностью был законченным бичом с немалым стажем. Уже пятый год он добирался с Сахалина в Ростов «к маме», и станция Уруша, где Герман спас его от милиции, была серединным этапом его пути. Плуталов употреблял слова «кушать», «благодарю», говорил: «Если это вас не затруднит» или «Позвольте с вами не согласиться» и другие культурные слова и фразы, но при этом сочетал их со словами иного сорта. В целом это выглядело так. Например, по поводу предложенной ему Нелей добавки каши: «Благодарю вас, но это говно я и так с трудом докушал». И пояснял ошарашенной и оскорбленной поварихе: «Я имею в виду эту пшенку, а не вашу готовку». По поводу будущих маршрутов он говорил: «Позвольте с вами не согласиться: восьмичасовой рабочий день — это законно, а все эти переработки я…» (Следовал известный глагол.) Он спрашивал у нас о женщинах: «Позвольте спросить, кто этих фемин…?» (Тот же глагол.) Он требовал компота на третье, красного уголка, шашек, шахмат. И это был тот самый бич, спихнутый, по рассказу Германа, проводницей с вагонных ступенек, бич с объеденной буханкой хлеба под грязной телогрейкой.

Плуталова нужно было приструнить, но без мордобоя. Договорились сделать так. Партия собирается в столовой наблюдать игру в преферанс. Играем четверо: Левитан, Паша, Ленька и я. На первом же мизере мы с Пашкой сцепляемся в договоренном споре со взаимными оскорблениями и угрозами. Пашка хватается за нож, я — за пистолет (тот самый, хлопушинский, заряжаемый одним патроном). На меня замахиваются ножом, а я над Пашкиной головой палю в потолок.

До сих пор я изумляюсь идиотизму задуманного: какой воспитательный урок мог быть преподан бичу этим мероприятием? Чего проще было внушить Плуталову правила поведения в геологической партии простым способом, на хрена была вся эта самодеятельность? Скорее всего, развлекали мы самих себя.

Народ, уведомленный о предстоящем спектакле, собрался в столовой, расселся по лавкам. Началась игра. Дождались мизера, объявленного Пашей. Мизер, конечно, был липовый.

— Ты чего в мой снос глядел! — заорал Пашка. — Глянул в снос — мизер сыгран!

— Не глянул, а случайно тронул.

— Сыгран мизер! — заводился Паша.

— Хрена!

Пашка выхватил нож, замахнулся на меня и всадил его в стол, посреди дефицитных карт.

— Ах ты, гнида! — как оно было договорено, ответно освирепел я, выхватил из-за пазухи пистолет и бухнул в потолок.

Это уговаривались — в потолок. Пуля прошла над самой Пашкиной головой. Мне даже показалось, что шевельнулись редкие волосы над его залысым лбом. Все ошарашенно замерли. Глянув в мое побелевшее лицо, побледнел и сам Паша. Я вскочил и тут же, не устояв на ватных ногах, плюхнулся на скамью. Двумя сантиметрами ниже, и что было бы?.

— Сейчас карабин принесу, разнесу тебе башку! — взревел Паша, то ли все еще продолжая спектакль, то ли уже всерьез. Он выскочил из комнаты, побежал к своему складу.

— Ну что за народ, — среди гробовой тишины помещения сказал Герман, — ни дня без стрельбы не могут! Кончайте игру, валите отсюда!

Все еще потрясенный, я поспешил на склад извиняться перед Пашей за свой рисковый выстрел (он хохотал, хлопая меня по плечу), а Плуталов в это время пошел к домику Германа и Вити просить расчета.

— Куда ж я теперь тебя дену? — удивился Герман. — Будешь вести себя как человек, никто тебя не тронет. А ходить будешь со мной.

Знать бы мне, какую пакость еще готовит мне этот несчастный хлопушинский пистолет, я бы, секунды не раздумывая, выкинул бы его тогда же, не пожалев ни трехсотрублевой игрушки, ни трех пачек патронов.

За пару дней до конца березитовского отдыха всей компанией мы стреляли из этого пистолета. Сначала на улице по банке: за двадцать шагов, за пятнадцать, за десять… Попасть не мог никто. Исследовав засевшую в пне пулю, Юрка Шишлов сказал, что ствол калибру не соответствует и пуля летит почти плашмя. Стрельбу продолжали уже в комнате — из одного конца в другой все в ту же банку, подвешенную на гвозде.