Антонина Шустер - Линии жизни

У Лены перехватило дыхание. Весь мир, ее мир честности и чистоты встал с ног на голову. Сначала. А потом начал потихоньку, по кирпичику, рушиться.

«Представляешь, иду в школу, гляжу в почтовом ящике письмо лежит. Думала, тетя из Чимкента написала, заберу, а потом после школы маме отдам. А на конверте мое имя, прикинь! Открываю, а там такое!..» Слова закружились и зазвенели у нее в голове…

Воспоминание о первом письме явственно встало перед глазами девочки. И о том, как «подружка» смотрела на Лену с затаенным интересом, узнает-не узнает почерк?

И все эти остальные письма, и обсуждения, возмущения Гульнар подлостью анонима – все пробегало перед глазами Алены, как в страшном сне.

Уроки в тот день она сделала с горем пополам.

– Ну что, написала? – Гульнар нетерпеливо дернула Лену, которая автоматически, по привычке, как обычно зашла за «подругой» по дороге в школу.

– А? Что? Написала?

– Ну в дневнике написала? – ресницы Гульнар подрагивали от предвкушения того, что она скоро прочитает «секретик».

– Нет. Не написала. – вздрогнула от отвращения Лена.

Школьный день со всеми ее любимыми пионерскими ответственными занятиями длился бесконечно. Как назло, Гульнар все перемены, постоянно крутилась рядом, рассказывая разные истории « А он ей… А она ему… А он вот так голову повернул и смотрит…» Казалось, это никогда не закончится…

– Доча, садись кушать! – мама раскладывала по тарелкам вермишель, жаренную с яйцом, конец 80-х не жаловал людей разносолами.

– Мам, я хочу тебе что-то показать, – голос Лены дрожал. Слезы предательски подкатывали к глазам, какой то странный комок в горле не давал говорить и девочка молча протянула письма матери.

– Потом, после ужина пока…

Увидев то, в каком состоянии находится дочь, Людмила прервала свою речь на полуслове и взяла протянутые листки.

– Какая гадость! Что это?! Кто это писал?! – возмущению Люды не было предела. – Я в милицию заявление напишу!

– Гульнар – выдохнула Лена.

– Кто?!

– Гульнар – голос девочки звучал уже тверже.

– Не может быть, Леночка, с чего ты взяла?

– Я. Знаю. Это. Ее. Почерк.

***

Заявление в милицию родители подавать не стали.

Лена поговорила с Гульнар, та долго просила прощения, объясняла, что всегда завидовала Лене, что она такая вся красивая, умная, успешная, что все мальчики в нее влюблены, а на Гульнар внимания не обращают, а ведь она ничем не хуже, ну вот ни чуточки!

Чтение советской литературы, в которой все хорошие герои благородно прощают подлецов, дало свои плоды и в этой истории. Девочки договорились, что Лена никому больше не рассказывает о подлости Гульнар, но только в том случае, если та не будет вступать в комсомол. Потому что недостойна.

Нужно понимать, что в то время, не вступив в комсомол, было очень сложно жить дальше. Потому что все советские дети должны стремиться стать хорошими комсомольцами. И точка. А если они не стремятся, или вдруг не хотят (как можно, какой кошмар!) стать комсомольцами, значит с ними явно что-то не то. В институт такие неправильные люди конечно могли поступить, но они всегда были на заметке в определенных органах. А уж на работу хорошую устроиться некомсомольцу практически было невозможно. Потому что все должны быть под одну гребенку. Нечего тут выделяться.

Но это была подоплека, о которой мало кто из советских пионеров задумывался, тем более в 13 лет. В этом возрасте максимализм подростка зашкаливает, различные оттенки цветов практически отстутствуют. Либо черное, либо белое. Либо хороший и честный и тогда достоин. Либо подлец и тогда недостоин. Все. Никаких других вариантов.

Но для вступления в комсомольскую организацию нужны были обязательно рекомендации и решение пионерской дружины школы. Председателем которой была Лена.

Казалось бы, вот и все, конец истории. Но нет, все только начиналось…

В комсомол Лена вступила за два месяца до того, как ей исполнилось 14 лет. Это было, конечно, рано, но, учитывая заслуги девочки перед школьной пионерской организацией, в горкоме комсомола дали добро на «раннее» принятие юной активной пионерки во «взрослую» жизнь.

Новоявленная комсомолка оставалась председателем совета дружины школы и поэтому носила одновременно и комсомольский значок, и пионерский галстук.