Михаил Арлазоров - Дорога на космодром

Твоих «предков» я вижу не очень часто. Папа усиленно работает, мама шьет не покладая рук. Ведь здесь никаких денег не хватает на жизнь…

Москва готовится стать европейским городом. Улицы асфальтируют, мостят брусчаткой, дома ремонтируют и красят, сады и бульвары насаждают. Людей все прибавляется и прибавляется. В трамваях давка, на тротуарах повсюду толпа. Очень много появилось автомобилей. По нашей Остоженке они так и лупят, хотя, кажется, как будто бы здесь не авеню. Интересно, какое у тебя будет ощущение от Москвы после года отсутствия…»

Это письмо человека старшего и близкого, продиктованное самыми добрыми чувствами, все же запоздало. Алексей Исаев уже взял себя в руки и снова погрузился в работу.

Еще одно письмо, раскрывающее подлинный внутренний мир молодого Исаева. Он иронично определяет этот мир, даже не как круг, «а всего лишь узкий сектор, узкий до остроты, но очень глубокий, поглотивший меня с руками и ногами.

Я ни о чем больше не могу думать, не могу при всем желании, даже когда я отчетливо сознаю, что если не подумаю о чем-либо другом, то спячу сума, я не думаю ни о чем, кроме ПЕРВОЙ ОЧЕРЕДИ МАГНИТОСТРОЯ…»

Слова и интонация этих строк, написанных кругловатыми, катящимися, как шары, буквами, рисуют нам сокровеннейший момент становления Алексея Исаева — инженера и человека.

«…Я горжусь тем, что активно участвую в строительстве одного звена, правда небольшого звена — цепи сооружений первой очереди завода.

Я руковожу (фактически, а не официально) работой по изготовлению и монтажу металлических конструкций промывочной фабрики.

К 8 утра я прибегаю на стройку, обегаю работы, наставляю прораба, согласовываю работу с бетонщиками и монтажниками оборудования, ругаюсь, пишу служебные записки, составляю планы, разговариваю по телефону, ругаю экспедиторов, железнодорожников, инструктирую конструкторов, пререкаюсь с американцами (в то время на Магнитке работали приглашенные в СССР американские специалисты. — М. А.), информирую начальство о положении дел. Потом еду в мастерские, осматриваю работы, укоряю начальника мастерских, даю очередность, инструкции, наставляю мастеров, бригадиров, объясняю чертежи, вношу изменения, останавливаю одно и про-двигаю другое ит.д. и т. д.

Потом еду по конторам, архивам, разговариваю, волнуюсь, негодую, жду, ругаю, звоню, жду и т. д. и т. д. до 6 вечера, когда я приезжаю домой, обедаю, прихожу в себя и думаю, думаю о том, что я сегодня сделал, что мне нужно сделать завтра, где мне нужно нажать, где слабое место, как ликвидировать надвигающийся прорыв…»

Алексей Исаев писал родным о будничных заботах, а мы полвека спустя воспринимаем его письма как блестящий автопортрет представителя советской интеллигенции первого поколения.

Да, именно так, от зари до зари, накапливая бесценный жизненный опыт, трудились наши первые инженеры. Раскрываются и пружины прекрасного исаевского неравнодушия к окружающему.

«Вот мой день. Он такой и вчера, и завтра будет таким же, и через неделю. Но ни один день не похож на другой, ничего никогда не повторяется, каждый день всплывает что-либо новое, чего не было еще на повестке дня вчера и чего уже завтра тоже не будет. Конъюнктура меняется не каждый день — она меняется каждый час…»

Календарь отсчитывал предпусковые дни, а иных дней для Исаева не существовало. Вот-вот должно свершиться то, чем жила страна, ради чего забрался он так далеко от Москвы. Москвичи, читавшие газеты, — зрители. Он, Исаев, — участник грандиозного дела, один из тех, кто в меру своих сил влияет на ход событий.

Исаев горд своим положением. Горд тем, что сам себя в него поставил. Сумел выдержать темп и напор работы, неблагоустроенность быта, плохую пищу, — одним словом, все, что сопутствовало первым новостройкам.

«Выброшен лозунг, — читаем мы в том же письме. — «Все для домен!» И каждый обязан расшибиться в лепешку, но исполнить то, что от него потребуют домны. Заводоуправление перешло на непрерывную неделю, и в общий выходной день все бюрократы и конторские крысы таскают доски у домен, копают канавы у домен, разгружают огнеупор для домен.

Посудите сами: разве не должно мне все остальное казаться болотом?.. Разве может человек не свихнуться, если он попадает на самую большую, самую ударную стройку Союза, стройку, привлекающую внимание всего мира, и если он работает на решающем объекте этой стройки (а у нас теперь каждый объект решает, и я решаю — проблему пуска)?»