Михаил Арлазоров - Жуковский

С моря дул ветер. Холодный, пронизывающий, он нагнал свинцово-серые тучи и пригоршнями кидал в лица прохожим хлопья липкого, мокрого снега. Тускло горели газовые фонари. Туман гасил их и без того неяркий свет.

Этим угрюмым, неприветливым вечером по одной из улиц Петербурга шел высокий юноша в студенческой фуражке и потертом, видавшем виды пальто. Ссутулившиеся плечи, низко опущенная голова, связка книг в одной руке и небольшой чемоданчик в другой невольно привлекали внимание редких прохожих. Весь облик молодого человека наводил на мысль о том, что ему отказали от квартиры и он вынужден брести по улице в погоду, про которую говорят, что «добрый хозяин и собаки не выгонит».

Не замечая сочувственных взглядов, юноша шагал все дальше и дальше. Тень от его фигуры, которую рисовал свет газовых фонарей, то растягивалась, то исчезала, то падала под ноги, то убегала за спину.

Из серой мглы выступило здание вокзала. Юноша прошел в подъезд. Устойчивый специфически вокзальный воздух ударил в нос. Толпа народа осаждала кассу. Билеты остались только в третий класс и брались с боя. Волей обстоятельств студент оживился: нужно было протискаться к кассе. Через полчаса он уже шагал по перрону, сжимая в руке желанный билет.

Томительно текли последние минуты. Но вот прозвенел станционный колокол, переливчато засвистел кондуктор, сипловатым гудком откликнулся маленький большетрубый паровоз. Звякнул металл межвагонных сцепок. Качнулись мешки и чемоданы на багажных полках. Поезд тронулся по направлению к Москве. Народ в вагоне собрался веселый. Теснота не только не мешала — напротив, она сближала. Пассажиры быстро перезнакомились, много и аппетитно ели, бегали на станциях за кипятком.

Однако теплая, непринужденная атмосфера словно стороной обходила студента. Задумчиво-грустное выражение не покидало его лица. Хмуро сдвинулись брови. Бледная кожа плотно обтягивала выступавшие скулы. Он односложно отвечал на вопросы спутников, не поддерживал их оживленной беседы.

Случилось самое плохое, что бывает в студенческой жизни. Николай Жуковский провалился на экзамене по геодезии. Пришлось покинуть Институт инженеров путей сообщения.

Юноша возвращался в Москву, увозя ворох разбитых надежд. Он не сумел стать инженером. В прах рассыпалась мечта всей его короткой двадцатидвухлетней жизни.

Древние книги бытия изображали Землю покоящейся на трех слонах или на трех китах. В годы юности Жуковского такими китами, на которых умещалась вся техника, были три инженерные специальности; механика, технолога, путейца. Техника той поры не обладала размахом, присущим ей сегодня, но зато, не зная узкой специализации, типичной для нашего времени, она требовала от инженера энциклопедически широких знаний. Профессия путейца не представляла собой исключения из этого правила. Путейцы должны были уметь строить мосты и дома, воздвигать здания вокзалов и прорезать землю трубами тоннелей. С того, кто вступал в этот мир, спрашивалось многое…

Воображение юноши рисовало контуры сложнейших машин и сооружений. Жажда знаний влекла в Петербург, в институт, который тридцать шесть лет назад окончил его отец. Но как бесславно оборвались радужные планы!..

Мерно стучат колеса. Их ритм убаюкивает пассажиров. Но не засыпает Жуковский. Лихорадочно работает его мозг. Расставшись с институтом, надо думать о будущем, искать новые пути в жизни, а это так нелегко…

Двадцать два года — возраст надежд и желаний. Поражение в таком возрасте особенно болезненно. Для Жуковского же оно мучительно вдвойне. Мечта о профессии инженера зародилась еще в детстве и не оставляла ни на минуту. Сыну хотелось сделать то, что не удалось совершить отцу, который тридцати лет от роду был вынужден променять хлопотливую и беспокойную жизнь путейца на тихую службу управляющего чужим поместьем.

Правда, сын не осуждал отца. На строительстве дороги между Москвой и Нижним Новгородом Егор Иванович попал в трудную обстановку. Здесь властвовали взятки и алчность, процветали подлог и мошенничество. Не по сердцу прямому и откровенному человеку был круг людей, с которыми его связывала профессия. Егор Иванович не мог равнодушно смотреть на бессовестный обман малограмотных рабочих. Безукоризненная честность исключала возможность сближения с сослуживцами, частые переезды с места на место мешали устроить семейную жизнь.