Чарльз Чаплин - Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

Как-то за обедом я услышал мнение одного из сидевших за столом. Он сказал, что только золото поможет нам спастись. Я же сказал, что автоматизация ведет к безработице, но мне возразили, заявив, что проблема разрешится сама собой, потому что человеческий труд настолько обесценится, что сможет конкурировать с автоматами. Депрессия была тяжела и жестока.

Наконец я вернулся в Беверли-Хиллз и стоял теперь в центре своей гостиной. Время клонилось к вечеру, солнце рисовало ковер длинными тенями на лужайке перед домом и запускало в комнату свои золотые лучи. Я почувствовал в душе умиротворение, и мне сразу же захотелось заплакать. Меня не было дома долгие восемь месяцев, но я не знал, радоваться мне своему возвращению или нет. Я был в полном смятении, меня мучили неясность будущего и полное одиночество.

Я надеялся, что кто-нибудь в Европе подскажет мне, в каком направлении двигаться дальше, но этого не случилось. Из всех женщин, которых я повстречал, только немногие могли бы поддержать меня, но у них были совершенно другие интересы. И вот теперь я снова здесь, в Калифорнии, как будто приехал на кладбище. Дуглас и Мэри расстались, и это означало, что весь мир вокруг стал другим.

В первый вечер после приезда я вынужден был обедать один, чего я, в принципе, не любил делать у себя дома. Поэтому я отменил обед и поехал в Голливуд, где припарковался в самом центре и прошелся по Голливудскому бульвару. Все выглядело так, будто я никуда не уезжал. Те же длинные ряды одноэтажных магазинчиков, военные склады, дешевые аптеки, универмаги Вулворта и Крэга – все тоскливо и скучно. Голливуд производил впечатление бурно растущего города, который, однако, не успел расцвести.

Шагая по бульвару, я подумал, что мне нужно закончить работать, продать все и уехать куда-нибудь в Китай. Мне очень не хотелось оставаться в Голливуде. У меня не было и доли сомнения в том, что эпоха немого кино закончилась, а конкурировать со звуковыми картинами я не хотел. К тому же я выпал из круга общения. Я подумал, кому бы из близких знакомых позвонить и пригласить на обед, но не обнаружил ровным счетом никого. После возвращения только Ривз, мой менеджер, позвонил мне и сказал, что дела идут хорошо, больше так никто и не позвонил.

Мне приходилось появляться на студии, присутствовать на деловых встречах и совещаниях, и это было сродни нырянию в холодную воду. Конечно же, приятно было знать, что фильм «Огни большого города» пользовался успехом и уже принес три миллиона долларов чистой прибыли, а чеки на сто тысяч продолжали поступать каждый месяц. Ривз предложил мне заехать в банк Голливуда и познакомиться с новым управляющим, но я не был в банке уже семь лет и посчитал, что ехать туда незачем.

Как-то на студию приехал принц Луи Фердинанд, внук германского кайзера, я пригласил его к себе на обед, и у нас состоялся интересный разговор. Принц был очаровательным и высокообразованным человеком, он рассказал мне о революции в Германии, которая произошла сразу после Первой мировой войны, и сравнил ее с комической оперой.

– Мой дед скрылся в Нидерландах, – сказал он, – но некоторые родственники остались во дворце в Потсдаме – они были слишком напуганы, чтобы уехать куда-нибудь. Когда наконец революционеры добрались до дворца, они послали сообщение моим родственникам, спрашивая, примут ли они их представителей. Во время встречи революционеры заверили обитателей дворца, что берут их под свою защиту и в случае необходимости им нужно только позвонить в их социалистический штаб. Мои родственники слушали и не верили своим ушам. А когда немного позже правительство обратилось к ним с вопросом об определении величины недвижимой собственности, родственники настолько осмелели, что начали вилять и требовать большего.

Он резюмировал свой рассказ следующими словами: «Если российская революция была трагедией, то наша, немецкая, настоящим фарсом».

После моего возвращения в Штатах начались удивительные изменения. Тяжелые испытания заставили американцев проявить твердый характер. Условия жизни становились все хуже и хуже. В некоторых штатах дошли до того, что начали печатать деньги безо всякого обеспечения. В это же время угрюмый Гувер замкнулся в себе, обиженный на всех за то, что его экономическая теория, основанная на фондировании финансовых средств с целью их дальнейшего распределения на уровне рядовых граждан, показала свою полную несостоятельность. Более того, игнорируя тяжелейший кризис, Гувер утверждал в своих предвыборных выступлениях, что если Франклин Рузвельт станет президентом, это полностью разрушит и так уже пошатнувшиеся основы американского общества.