Андрей Плахов - Озон

– Ничего подобного, в них есть своя логика. Двое людей, очень разных, но в чем-то они похожи: оба неудачники, оба ищут свою идентичность. Судьба сводит их вместе через погибшего и его ребенка. В контакте друг с другом они обретают себя. Героиня оставляет младенца брату его отца – мужчине, который сам никогда не сможет быть с женщиной и иметь детей. Она делает это не потому, что тот богат, а она «пропащая», но потому, что таким образом пытается разгадать загадку зарождения и продления жизни. Парадоксальным образом тот, кто дал жизнь другому, не может жить сам, а тот, кто может, не способен к биологическому отцовству.

– Почему вы пригласили на роль брата певца Луи-Ронана Шуази, похожего на молодого Алена Делона?

– Я не хотел брать на эту роль известного актера, мне хотелось показать красивое лицо, незнакомое по киноэкрану.

– Кто был для вас ролевой моделью в профессии?

– Трудно говорить о любимых режиссерах, они меняются с возрастом и даже со временем суток. С утра я люблю Фасбиндера, днем мне ближе Эрик Ромер, а вечером – Макс Офюльс. Когда снимаю кино, я оказываюсь в другом мире, где не все идеально, и все же это мир моей мечты. Мне нравится стоять за камерой и руководить актерами.

– А легко ли руководить такими «монстрами», как Жерар Депардье и Катрин Денев?

– Надо просто дать каждому «монстру» возможность делать на съемочной площадке то, что он любит. Например, Катрин Денев опять будет у меня петь – как в «8 женщинах».

– Вы говорите про свою новую картину Potiche… Надеетесь, что французские суперзвезды обеспечат вам путевку в Канны?

– Напротив, сильно в этом сомневаюсь. Potiche, к несчастью, комедия. А французская комедия – далеко не лучший вариант для Каннского фестиваля.

– В ваших последних фильмах меньше гнева и сарказма, больше лирики. Изменилось, кажется, и отношение к семье?

– Да, раньше я более агрессивно относился к идее буржуазного семейного очага. Сейчас знаю, что семья нужна, хотя необязательно в традиционном смысле.

– На эту смену интонации повлияли какие-то события вашей личной жизни?

– Наверняка, но о них необязательно знать зрителям. Они видят много событий в моих фильмах, и этого достаточно.

ПАРИЖ, 2010

В «Двуличном любовнике» очень много говорится о чувствах. И если в нем есть агрессивные, жестокие сцены, в первую очередь они связаны с тем, что героиня ищет как бы корень, причину своей проблемы, пытается понять, почему ей так плохо. Меня нормальные люди не очень-то занимают. А интересуют те, в ком есть какой-то надлом. В «Двуличном любовнике» героиня пытается понять, что с ней не так, ищет решения вовне, а оказывается, что проблема внутри нее. Трансгрессия – это личностное проявление, а не социальное. Последняя сцена, где мать обнимает дочь, очень важна, в ней сильные эмоции выражены через что-то очень простое и понятное.

Мне нравится делать очень разные фильмы. Когда вышел «Франц», многие говорили: «Наконец-то, Франсуа, ты повзрослел, делаешь кино классическое, спокойное, для старичков». А у меня совершенно нет такого ощущения, я по-прежнему молод, полон энергии и готов провоцировать публику. Поэтому «Двуличный любовник» это, в некотором роде, ответ «Францу», он сделан в пику ему.

Может быть, это парадоксально, но мне удаются женские персонажи именно потому, что я мужчина. У меня есть некая дистанция и чистота взгляда. Когда я работаю с мужскими персонажами, то как будто вижу себя, это мешает. О чем-то глубоко личном я могу говорить, когда прячусь за женским образом. Нахожу себя, но не впрямую, а косвенно. Для меня очень важно, что в фильме заложено несколько слоев, несколько разных уровней, его можно прочитать по-разному. Мне кажется, ни в одной истории любви нет просто радости или просто боли. В одном из фильмов Франсуа Трюффо герой говорит: «Любить тебя – это быть счастливым и страдать одновременно». Думаю, все истории любви – это смесь двух противоположных чувств.

Когда ты режиссер, конечно, ты снимаешь фильмы для себя, но еще и для публики. Это огромное удовольствие – путешествовать, встречаться со зрителями, слушать, что публика думает о моих фильмах. Люблю бывать в России. Не знаю, может быть, где-то в моей родословной, в каком-нибудь десятом колене есть русские, славянские дальние родственники. А может быть, просто во мне есть частичка этой русской меланхолии. Еще хочу сказать, что я большой любитель водки, вообще-то.