Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

Но через мгновение радость ожидающей меня свободы развеяла все эти опасения – будь что будет, все лучше, чем эти ненавистные стены!

Получив сигнал, что разговор окончен, я с непривычной резвостью вскочила с бочонка и отправилась собирать вещи.

Их, конечно, было не бог весть сколько. Обременяли только кулечки и пакетики с продуктами, принесенные дочерьми. За четыре дня, прошедших с нашего первого и последнего свидания, я не успела все съесть, да и, признаться, не торопилась – растягивала удовольствие, смаковала. Иногда страж, подсматривавший в глазок, кричал из коридора:

– Ты что там жуешь?

На что я не без гордости отвечала:

– Мне разрешено – дети принесли передачу.

Такой ответ удовлетворял солдатика. Теперь во время сборов меня занимал один вопрос: «В чем же я поеду? Уж не в этом ли одеянии черного ворона?»

К счастью, это было не так – мне выдали новый комплект одежды: шерстяные брюки, приличную блузку и жакет из синтетической ткани принятого тогда прямого кроя. Я попросила дать и новую обувь – старая уже износилась до неприличия, и мне принесли матерчатые китайские тапочки с парой носков.

Когда я сбросила опостылевшую тюремную одежду, то испытала огромное удовольствие, почувствовав себя не зечкой, а женщиной, и, как показалось мне, даже элегантно одетой. Удивило, что все пришлось мне впору. Как позже выяснилось, все это было куплено на мои же деньги – 200 юаней, конфискованные при аресте.

Сборы закончены. Я окинула прощальным взглядом свое многолетнее пристанище, и что-то шевельнулось в душе. Нет, это было не чувство грусти при расставании, а скорее сожаление о бездарно потерянном времени – восемь ушедших в пустоту монотонных лет. Что же меня ждет впереди? Хуже, наверное, не будет. А пока свобода, долгожданная свобода!

И вот я выхожу за дверь, которая захлопывается за мной, надеюсь, навсегда. Иду по коридору, а мои пакетики и кулечки несут сопровождающие, как в добрые старые времена. Сподобилась! Ведь прежде при переселении из одной камеры в другую (это происходило не раз) я тащила все вещи сама, сгибаясь под тяжестью ноши – на меня наваливали и матрас с одеялом, и труды классиков марксизма, которые дозволялось читать. А надзиратель шагал впереди и хоть бы пальцем шевельнул, чтобы прийти на помощь!

Перед выходом из здания стояли несколько надзирателей, среди них я увидела приветливое лицо врачихи. Эта милая женщина даже незаметно кивнула мне в знак напутствия. Какое это счастье – в страданиях встретить доброту и сочувствие!

Меня вывели во внешний двор и усадили в черный легковой автомобиль. Распахнулись огромные чугунные ворота, и мы покатили. Тюрьма осталась позади. Но я по привычке воздерживалась от разговоров с провожатыми и не задавала лишних вопросов: у меня еще не было ощутимого чувства свободы.

И вот уже знакомый Пекинский вокзал. Машина въезжает прямо на перрон, как раньше, когда я ездила с Ли Мином, и останавливается у дверей вагона.

Мягкий вагон! Это показалось мне чудом. Я представляла себе совсем иную картину: жесткий сидячий, переполненный до отказа, и я под охраной вооруженных конвоиров, привлекающая внимание десятков любопытных глаз. Это было бы удручающе тяжело.

А здесь в четырехместное купе вносят мой такой знакомый, такой домашний чемодан. Сопровождающие меня мужчина и женщина рассаживаются по местам. Присаживаюсь и я. И тут в проеме двери появляется еще один человек. Не верю своим глазам – это же мой коллега по институту Ван Дэшэн!

– И вы здесь? – изумляюсь я.

– Да, я буду сопровождать вас до места назначения, – улыбается он.

Какое счастье! Не спрашивая разрешения, перехожу на русский язык. Нас не одергивают.

Ван Дэшэн в свое время окончил Московский пединститут (МГПИ), занимался советской литературой и прекрасно говорил по-русски. Это был человек с широким кругозором, но не очень покладистый в общении с коллегами. Его прямолинейность в суждениях и независимость мысли не всем нравились. Он, по существу, всегда был «скрытым диссидентом», и только хорошее классовое происхождение (сын столяра) его спасало. В этот раз, как он мне пояснил, он добровольно согласился от имени нашего института сопровождать меня в ссылку. Других пугала одна мысль о контакте с человеком, выходящим из тюрьмы.

Как я была рада, что моим спутником оказался именно Ван Дэшэн, человек, с которым можно было вдосталь интересно побеседовать! Сама возможность говорить по-русски доставляла мне наслаждение, язык постепенно развязывался, и стесненность в речи исчезала.