Коллектив авторов Биографии и мемуары - Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля [второе издание, исправленное и дополненное]

Обычным рефреном его критических замечаний были слова: «Короче, короче, короче!» Над любым рассказом он советовал автору работать в сторону сжатия. Частенько он восклицал: «Здесь нужен гениальный конец! Какой? Не знаю. Это дело автора». Иногда он брал рукопись рассказа и с ходу переделывал три-четыре фразы. Они становились упругими и точными, оживали. Чувствовалась рука Мастера!

Мэтр не любил, когда в стихотворении употреблялись «драгоценные» слова — золотой, серебряный, перламутровый, алмазный, жемчужный и т. д. «Учитесь обходиться без них! Себя можешь украшать сколько хочешь, а из стихов их выброси! Слишком красиво! Пиши жестче!»

В 1992 году в издательстве «Московский рабочий» вышла моя книга «Магия природы». И я тут же приступила к работе над новым сборником «Предчувствия». Все стихи этого сборника прошли шлифовку семинара, и на титульном листе макета книги Юрий Иосифович размашисто написал: «Порыв осеннего ветра, первый снег, незамерзающий родник подвластны перу Татьяны Шорыгиной и любимы ее друзьями. Ю. Коваль».

Со временем наши встречи перекочевали из «Мурзилки» в мастерскую Ю. Коваля на Яузе. Трудно представить обстановку более благоприятную для занятий поэзией и прозой, чем эта художественная мастерская. На стенах — картины Коваля — пастелью имаслом, его удивительно выразительные эмали. Особенно мне запомнилась одна — золотисто-красный петух на ярком синем фоне. Огромный дубовый стол — «основательный, тяжелый, без резьбы и без затей», за которым для каждого находилось место.

Глубокий, окованный медью, старинный сундук. С этим сундуком связано у меня такое воспоминание. Когда вышла моя третья книга «Предчувствия», я подарила по экземпляру друзьям и Ю. Ковалю. Мэтр был тронут, подвел меня к раскрытому сундуку, доверху наполненному его живописными работами на картоне, и предложил на выбор несколько. Я выбрала «Андреевскую церковь в Киеве». Она напомнила мне недавнюю поездку в этот город, цветущие каштаны и акации и нарядную Андреевскую церковь на вершине крутого холма. Теперь эта работа Юрия Иосифовича украшает мой дом, напоминая о чудесном времени нашей дружбы.

С какого-то момента литературные встречи на Яузе стали перерастать рамки только «детского» семинара и, на мой взгляд, превратились в значительное литературное явление, напоминавшее гумилевский «Цех поэтов». Здесь читались современные, вполне «взрослые» и глубокие вещи.

Часто в моей памяти возникает дорога от Таганки до мастерской Ю. Коваля зимой или поздней осенью. Часов пять вечера, но в Москве уже совсем темно и густыми крупными хлопьями валит мокрый снег. Я иду по набережной Яузы — кругом ни души, только, обдавая грязью, мчатся машины.

В окнах невысоких старых кирпичных домов почему-то нет света. Мне становится жутковато. И помнится, какое я чувствовала облегчение, когда наконец подходила к мастерской. Окошки приветливо светились, сквозь неплотно закрытые шторы темнели силуэты друзей.

Наши встречи в мастерской казались мне удивительными и даже несколько фантастичными. Кругом кипели бурные политические страсти, и большинство людей озабоченно занимались добыванием «хлеба насущного», а мы собирались под самодельным уютным абажуром, обсуждали отвлеченные образы, строки, слова, отрывались от грешной земли, витали в облаках, как когда-то Гомер оттачивал свои гекзаметры, не заботясь ни о чем, кроме гласных и согласных, цезур и спондеев.

После того как заканчивался разбор стихов и рассказов, мы немного расслаблялись, начинался интересный разговор. Говорили о литературных новинках, о планах на будущее.

Я особенно любила тот момент, когда в руках Юрия Иосифовича появлялась гитара. У него был красивый мужественный голос. Пел он изумительно артистично. Мне нравился «Сундук», его песенка для мультфильма. Слова своих песен Коваль писал сам, очень остроумные и колоритные. Однажды он раскрыл сборник моих стихов и спросил: «Ну, что тебе спеть?» Я попросила «В старом саду». Как удивительно ожило и зазвучало это стихотворение в исполнении Коваля!

Иногда Юрий Иосифович читал нам и свои новые вещи. Помню главы из романа «Суер-Выер». Читал он мастерски: выразительно, пластично. Сразу становилось как-то неловко за свои стихи — еще далекие от совершенства. Эти чтения сделались для меня истинным праздником. Каждый раз думалось: «Какое счастье, что такой многогранный, могучий человек — мой учитель!»