Коллектив авторов Биографии и мемуары - Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля [второе издание, исправленное и дополненное]

А примерно в 2004 году вместе с журналисткой Ольгой Ковалевской, собиравшей сведения об истории травли Олега Григорьева, мы зашли к Галине Кузьминичне Пеше-ходовой. Она, вспомнив об этой истории, радостно поражалась:

— Успенский такое там кричал: «Кретины, да кто вам дал право судить писателей! Тупоголовые идиоты, на помойку!»

Она закончила так:

— Я не понимаю почему, но они всё это съели! Но вернемся к совещанию.

Сам Свиридов не пришел. Я решил его позвать. Когда я влетел к нему в кабинет, чтобы позвать, он стал со злобой кричать на меня, а я с не меньшей злобой на него.

Разговор у Куценко шел не меньше двух часов. Очень сильно помог нам (точнее — Юре) Михалков. Мне казалось, что мы победили, разбили чиновников в пух и прах. Но когда мы вышли из кабинета, более мудрый Юра сказал:

— Я думаю, мы и до ничьей не дотянули.

Он оказался прав. Чиновники как не любили нас, так и остались еще более разозленными. Дела в гору не пошли.

Был такой эпизод Тамара Куценко стала бегать в лагерь Михалкова с доносами или отчетами. Она понимала, что ситуация в детской литературе может перемениться и всем будет управлять Союз писателей (то есть Михалков), а не Комитет по печати (то есть Свиридов).

Мы узнали о ее перебежничестве, но впрямую сообщить ее начальству не могли. Нас просил об этом секретарь Михалкова — Лев Лукьянов.

Тогда мы с Юрой решили показать это другим способом. На открытии Недели детской книги в Колонном зале мы торжественно подошли к Куценко и вручили ей большой букет роз, чтобы все поняли, что она переметнулась к писателям. Растерявшись, она спросила:

— Эдик, Юра, это искренне? И мы радостно ответили:

— Конечно, нет.

Когда Юра создавал «Самую легкую лодку в мире», он обратился ко мне с просьбой отвезти его с этой лодкой, с Сашей Дорофеевым и с фотографом Усковым к Кирилло-Белозерскому монастырю, куда-то под Кострому.

Я возил Юрия дважды. Это были интереснейшие живые поездки с гитарой, костром и очень живой, чудесной беседой.

Если первый раз мы мчались из Москвы до самого места — бревенчатого дома со всякими приспособлениями для житья, то во второй раз мы заехали по дороге в село Троицкое под Переславлем-Залесским. И решили в нем переночевать.

Там летом проживал художник Виктор Чижиков с семьей и художник Николай Устинов — иллюстратор Коваля. Мы переночевали у Коли.

Утром, когда мы стали выезжать, Коваль вдруг решил забрать Устинова с собой:

— Чего ты здесь торчишь? Там такие красоты, поехали с нами. Обратно тебя Эдик привезет.

Не успел Коля прийти в себя, как его затащили в машину, и он оказался в путешествии, гол как сокол, даже без зубной щетки и непременного этюдника.

Места, в которые я отвозил Юру, действительно были сказочные. И их сказочность отражена в его блистательных рассказах Что ни слово, то золото. Ну почему дядя Зуй («Чистый Дор»)? Нет такого имени в русском языке! А вот есть, и всё.

На какое-то время у нас с Ковалем испортились отношения. Мне кажется, виноват был он. Он, наверное, думал по-другому. Но я сказал ему:

— Я с тобой два года не буду разговаривать.

И два года я отворачивался от него. Через год он подошел ко мне и сказал удивительные слова:

— Ты, наверное, хочешь, чтобы я умер.

В этот момент все отношения восстановились.

Где-то в начале перестройки Юра позвонил мне и сказал, что есть необходимость поездить и обсудить проблемы.

Мы долго катались по Москве и разговаривали. Он сказал, что хочет написать письмо Михалкову о том, что он — хороший писатель.

— Зачем?

— Ты их ругаешь на всех перекрестках А они делают полезные дела.

Я сказал:

— Юра, не сходи с ума. Мы с тобой вдвоем тянем на одного Михалкова и можем ему противостоять, и можем многое делать. А если ты считаешь его хорошим писателем, а я плохим, всё, конец: нет ни тебя, ни меня. Остается один царь и бог и властитель, и нет на него управы. Послушай, ты же выше его в сто раз. Зачем тебе портить биографию михалковщиной.

Он объяснил, что у него были какие-то неприятности с правами, а Алексин ему помог. Я сказал:

— Юра, Алексин — секретарь Союза писателей много лет. У него машина, кабинет, большая зарплата и в год выходит шестнадцать книг. Он просто обязан заботиться о писателях. А ты за одну маленькую помощь готов его целовать.

Юра сказал:

— Знаешь, Эдик, я между вами как между молотом и наковальней. Хорошо, я письмо писать не буду. Но я и не буду участвовать в твоих соцбитвах.