Коллектив авторов Биографии и мемуары - Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля [второе издание, исправленное и дополненное]

— Сами посудите, — говорил я. — «На скамье сидел человек с неспелого цвета лицом». Или: «Ну и фамилия у капитана, — подумал Вася, — Болдырев. Как будто самовар в речку упал»,

И мы стали внимательно посматривать друг на друга, потому что ему тоже нравились мои книги.

Помню, у меня и у Юры одновременно вышли в свет книги. У меня «Гарантийные человечки». У Юры «Недо-пёсок». Обе книги я привез в село Троицкое под Переславлем-Залесским, где в то время жила моя семья.

Я дал обе книжки своей семилетней дочери Татьяне читать. Через некоторое время спрашиваю:

— Какая книга больше понравилась?

— А как? По-смешному или по-интересному?

— По-смешному.

— «Недопёсок».

— А по-интересному?

— Тоже «Недопёсок».

Меня утешило только то, что, когда я через несколько лет спрашивал у нее содержание обеих книг, она лучше запомнила «Гарантийных».

Примерно в это время я напечатал в газете «Известия» статью «Шкурка с друга», после чего попал в опалу у могущественной для детской литературы Тамары Куценко — бывшей вождихи ЦК комсомола. В то время она была заместителем председателя комитета по печати Николая Свиридова. Статья осуждала ее идею о «настоящих» писателях, и бедной Куценке сильно влетело. Потому что в то время сильно считались с газетными заметками.

И меня, в смысле печатания книг, закрыли наглухо. Точно также закрыли Юру.

В основном печатались книги Анатолия Алексина, Сергея Михалкова, Агнии Барто, книги о детстве Ленина, о дедушке Калинине и прочих.

Как человек, не терпящий непорядка, я уговорил Юрия и Григория Остера (он тоже был зачеркнут) написать письма в ЦК КПСС о том, что нас совсем не печатают. Что за последние пятнадцать лет не появилось ни одного нового имени. Что печатают в основном Алексина, а «им одним не исчерпывается вся советская детская литература».

Из ЦК пришла команда разобраться. И назначена была встреча работников издательства «Детская литература» с людьми из Комитета по печати. С одной стороны министр Свиридов, его заместительница Куценко и компания (какая-то Алексеева, какой-то Сергованцев). С другой — директор «Детской литературы» Галина Кузьминична Пешеходова, главный редактор Александр Виноградов и, разумеется, мы с Ковалем.

Намечалось персональное дело, мощный разнос с оргвыводами. Меня обвиняли в создании двухпартийной системы в «Гарантийных человечках» — 127 х 220, а Юрия в том, что недопёсок сбежал из концлагеря.

На наше счастье и на счастье «Детской литературы», об этом заседании узнала Агния Львовна Барто. Она любила и ценила Коваля и попросила Сергея Михалкова заступиться за него. И он тоже пришел на разборку.

Перед началом мы с Юрой договорились, что я возьму на себя роль истерика — затравленного творца, а Юра — роль успокаивателя-примирителя.

Я буду кричать, что чиновники — негодяи, бездари, затравливают и уничтожают талантливых творцов, а Юра будет говорить:

— Эдик, перестань. Это серьезные люди, так нельзя. Но в конце-то концов Успенский прав — нас и верно затравили, загнали в угол.

Эта сцена замечательно описана в интервью, данном Юрой Ирине Скуридиной. Я привожу здесь замечательный отрывок:

— Да… Всё. Этого автора просто нет. Решили сделать так, что автора нет. Нету!

— Это было как-то аргументировано?

— Леле Либет было сказано — вычеркиваем из плана. Всё.

— Просто взяли: ник и закрыли автора как явление природы.

— Да. Ник и закрыли. Вычеркнули из плана издательства. К сожалению, это делал Николай Васильевич Свиридов. Он был тогда председатель Госкомитета по печати при Совете министров РСФСР. А детскую литературу курировала Тамара… Алексеевна, по-моему, Куценко. И именно она это сделала. То есть позвонила и приказала: Коваля из плана… — что у него там, «Пять похищенных монахов» стоит? — вычеркнуть. И не только Коваля, но еще Успенского. У него стояли «Гарантийные человечки».

— А почему Успенского-то?

— За «Гарантийных человечков». У него там было написано потому что: «Долой порох, да здравствует творог!»

— Неужели из-за этого?

— Да. «Долой порох, да здравствует творог!» — написал Эдик.

— А страна в это время усиленно вооружалась…

— Ну не знаю, что тут делалось. Видимо, да. Меня же — за старое, за «Недопёска». То есть меня решили ликвидировать как класс и Успенского тоже заодно, просто ликвидировать. Никаких новых книг. Всё. Выпустили. Просмотрели! Просмотрелись, ваше сиятельство. Ошибка-с. Исправим, итит твою мать. И вычеркнули…