Борис Альтшулер - Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Оба они были и раньше обвиняемыми по одному и тому же политическому делу в конце 50-х годов. Это было время, когда Хрущев заявил, что у нас нет политических заключенных. На самом деле был некий, довольно глубокий минимум на ГУЛАГовской кривой, но никак не нуль… Первое дело Пименова – Вайля как раз приходилось на этот минимум, оно подробно описано в блестящей мемуарной книге самого Пименова “История одного политического процесса”. Пименов отбыл в заключении 6 лет; срок был сокращен с определенных приговором десяти лет по ходатайству математика академика А. Д. Александрова, знавшего первые работы Пименова, и президента Академии наук, тоже математика М. В. Келдыша. Вайль отбыл свой срок заключения полностью [59] Б. Вайль получил в лагере еще один срок и вышел на свободу в сентябре 1965 г. В октябре 1977 г. он эмигрировал. В 1980 г. в Англии вышла его автобиографическая книга «Особо опасный» (у нас главы из нее напечатаны в журнале «Звезда», 1992, № 8–9). .

Новое дело Пименова – Вайля было первым, с которым я соприкоснулся вплотную. Я расскажу о нем подробней, чем о некоторых последующих, в которых с незначительными вариациями повторяются те же черты беззакония и лицемерия властей. Суд был назначен на 14 октября в городе Калуге…

По совету Валерия я позвонил Келдышу с просьбой обеспечить мое присутствие на суде.

– Ну, что он там опять натворил?

Я объяснил, что не натворил, а что это “самиздатское дело”. На мою просьбу Келдыш не ответил ни да, ни нет. Но, видимо, что-то предпринял. Меня, быть может поэтому, а быть может и нет, пускали на суды вплоть до августа 1971 года.

Суд длился три дня. Это действительно было типичное “самиздатское” дело… Перед приговором ко мне в коридоре подошел прокурор. Он спросил:

– Как вам нравится процесс? По-моему, суд очень тщательно и объективно рассмотрел все обстоятельства дела.

Мне кажется, он искренне ожидал, что я выскажу восхищение судом и его собственной, прокурорской речью. Даже в глазах прокурора, знавшего конечно, что я приехал как единомышленник подсудимых, я все еще оставался в какой-то степени “своим”, а похвала московского академика была бы лестной. Однако я сказал:

– По-моему, весь суд – абсолютное беззаконие.

Он помрачнел и отошел в сторону.

Приговор – 5 лет ссылки каждому. Борю Вайля тут же в зале суда взяли под стражу – это было страшно. Но по советским меркам приговор был удивительно мягким – быть может, тут еще непривычное мое присутствие оказалось существенным. Перед приговором подсудимые произнесли свои “последние слова”. Речь Пименова растянулась на три часа, была остроумной и глубоко аргументированной. Вайль сказал одну фразу:

“Граждане судьи, приговор определяет судьбу подсудимого, накладывает след на всю его жизнь, но он накладывает отпечаток и на души тех, кто его выносит, – будьте справедливы”.

Я уже собрался уходить из зала суда, когда ко мне подошла страшно взволнованная жена Пименова Виля. Она сунула мне в руки какую-то зеленую папку и прошептала:

– Спрячьте и пронесите вниз. Тут документы, которые освободят Револьта (это имя Пименова).

Потом выяснилось, что Пименов сумел передать ей почти на глазах у конвоя папку с обвинительным заключением, его выписками из следственного дела и “последним словом”. При нормальном порядке вещей во всем этом не было бы ничего секретного или чрезвычайного. Но в наших условиях пропажа таких документов – действительно чрезвычайное событие, и действия Револьта и Вили, пожалуй, были не оправданными ситуацией и слишком вызывающими. В данном случае от больших неприятностей спасла меня моя еще сохранившаяся “неприкосновенность”. Я сунул папку под куртку и прошел вниз мимо милиционеров, мимо группы наших, среди которых была Люся. Вместе со мной вышел молодой человек (доктор Апухтин), приставленный ко мне Валерием в качестве врача и телохранителя. Мы быстро доехали до вокзала и прошли в вагон электрички (почти пустой). Через несколько минут после того, как поезд тронулся, в наш вагон перешли из последнего Люся и ее, а вскоре и мой, друг Сережа Ковалев. Они забрали у меня часть документов из папки и прошли дальше по ходу поезда. После я узнал, что сразу после моего ухода пропажа папки была обнаружена, всех находившихся в зале суда задержали, в том числе Вилю.

На другой день, чтобы замять скандал, было необходимо вернуть папку. Мне позвонил Валерий и сказал, что сейчас ко мне приедет дочь “известной вам особы, вы ее легко узнаете – очень похожи”. Вскоре приехала дочь Люси Таня вместе с одним молодым человеком (опасались, что я побоюсь отдать ему папку как совсем мне незнакомому, а на Танином лице действительно запечатлелось, чья она дочь). Я отдал им папку, и к концу дня она была уже в Калуге».