В чем-то другом, конечно, Елена Георгиевна влияла, не могут люди, живущие рядом, не влиять друг на друга… Любовь между ними была настоящая. Он ее сильно любил, была и крепкая дружба. Можно было только порадоваться за него…
– Как Вы отнеслись к голодовкам Андрея Дмитриевича за то, чтобы Елену Георгиевну выпустили лечиться на Запад?
Ей было необходимо сделать две операции: глазная и главная – на сердце, которую надо было делать в Америке. Дети ЕГ уже были в Америке… Я думаю, Андрей боялся, что здесь ее просто “зарежут”. И, конечно, для него было невозможно ее потерять, он руководствовался этим… Это было его решение, мы относились к этому с уважением, но и со страхом, и с тревогой…»
Сахаров (из письма Президенту Академии наук А. П. Александрову, октябрь 1984 г., [2], т. 2, с. 524–533):
«Глубокоуважаемый Анатолий Петрович!
Я обращаюсь к Вам в самый трагический момент своей жизни. Я прошу Вас поддержать просьбу о поездке моей жены Елены Георгиевны Боннэр за рубеж для встречи с матерью, детьми и внуками и для лечения болезни глаз и сердца. Ниже постараюсь объяснить, почему поездка жены стала для нас абсолютно необходимой. Беспрецедентный характер нашего положения, созданная вокруг меня и вокруг моей жены обстановка изоляции, лжи и клеветы вынуждают писать подробно; письмо получилось длинным, прошу извинить меня за это. <���…>
С 11 мая по 27 мая я подвергался мучительному и унизительному принудительному кормлению… Способы принудительного кормления менялись – отыскивался самый трудный для меня способ, чтобы заставить меня отступить. 11–15 мая применялось внутривенное вливание питательной смеси. Меня валили на кровать и привязывали руки и ноги. В момент введения в вену иглы санитары прижимали мои плечи. 11 мая (в первый день) кто-то из работников больницы сел мне на ноги. 11 мая до введения питательной смеси мне ввели в вену какое-то вещество малым шприцем. Я потерял сознание (с непроизвольным мочеиспусканием). Когда я пришел в себя, санитары уже отошли от кровати к стене. Их фигуры показались мне страшно искаженными, изломанными (как на экране телевизора при сильных помехах). Как я узнал потом, эта зрительная иллюзия характерна для спазма мозговых сосудов или инсульта…
25–27 мая применялся наиболее мучительный и унизительный, варварский способ. Меня опять валили на спину на кровать, без подушки, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот. Когда же я открывал рот, чтобы вдохнуть воздух, в рот вливалась ложка питательной смеси или бульона с протертым рисом. Иногда рот открывался принудительно, рычагом, вставленным между деснами. Чтобы я не мог выплюнуть питательную смесь, рот мне зажимали, пока я ее не проглочу. Все же мне часто удавалось выплюнуть смесь, но это только затягивало пытку. Особая тяжесть этого способа кормления заключалась в том, что я все время находился в состоянии удушья, нехватки воздуха… 27 мая я попросил снять зажим, обещав глотать добровольно. К сожалению, это означало конец голодовки (чего я тогда не понимал). Я предполагал потом, через некоторое время (в июле или в августе), возобновить голодовку, но все время откладывал. Мне оказалось психологически трудным вновь обречь себя на длительную – бессрочную – пытку удушья. Гораздо легче продолжать борьбу, чем возобновлять.
В июне я обратил внимание на сильное дрожание рук. Невропатолог сказал мне, что это – болезнь Паркинсона… В беседе со мной главный врач О. А. Обухов сказал: “Умереть мы вам не дадим. Я опять назначу женскую бригаду для кормления с зажимом, у нас есть кое-что еще. Но вы станете беспомощным инвалидом…” Обухов дал понять, что такой исход вполне устраивает КГБ, который даже ни в чем нельзя будет обвинить (болезнь Паркинсона привить нельзя)».
Между голодовками: «Сахаров прекратил голодовку, остальное население города продолжает голодать»
БА:
Следующую, почти полугодовую, голодовку Сахаров начал 16 апреля 1985 г. Несколько месяцев между голодовками прошли под знаком, увы, безуспешных попыток как-то довести до мировой общественности текст письма Сахарова Александрову с описанием мучений (см. выше), которым подвергался АДС в больнице Семашко г. Горького в мае 1984 г.
Придя в себя после больницы, АДС дал телеграмму в ФИАН, что готов принять физиков. Ефим Самойлович Фрадкин и Борис Михайлович Болотовский привезли с собой массу продуктов, включая и передачу от друга Сахарова и Боннэр художника Бориса Георгиевича Биргера. Сумок с продуктами было так много, что заместитель заведующего Теоротделом Игорь Михайлович Дремин договорился в горьковском Институте химии, чтобы на вокзале Фрадкина и Болотовского встретил микроавтобус. Приехали они на проспект Гагарина очень рано и, чтобы не будить хозяев, оставили весь груз около милиционера у дверей и пошли погулять по городу Горькому.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу