Ариадна Эфрон - Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Целую

Милая Анечка, пребольшое спасибо за присланное, за внимание, за «исполнение желаний». Рада, что Таруса стала Вам мила, но жаль, что из-за краткости пребывания не насладились главной (на мой взгляд) из ее красот — тишиной. Да и наши разговоры не способствовали этому.

После Вашего отъезда началась африканская жара, томительная даже здесь (представляю себе, каково в Москве!) и в дальние прогулки уже не ходим, а только на пляже: как только начинаем дымиться, влезаем в воду. Грозы и дожди, щедро обещаемые «Последними известиями», минуют нас, а вчера, когда над Москвой пронеслась пыльная буря, у нас апокалиптически вскричали все петухи сразу и из сливной тучи упало несколько крупных, но редких капель. И всё. Так что я несказанно благодарна матери города, председательше горсовета, распорядившейся поставить водопроводную колонку прямо против нашей калитки.

Пузиковский юбилей [167]тронул меня до слез. Какая прелестная идея — золотой петушок! А редакция западной классики «чего» преподнесла — золотого осла? — Не горюйте, что прозевали такое событие, держитесь Орлова, дуйте в эстонскую деревню! Он так «живописал» ее — рыбацкую, далекую от суеты и близкую к Кохтла-Ярве [168], и вместе с тем потерянную в лесах, и адрес-то без улицы и № дома — на деревню дедушке… и море мелкое, специально для крупных деятелей небольшого роста… Спешите, действуйте, пока он не приехал в Тарусу, которую ему хвалил покойный Заболоцкий [169], и т. д.

Что с книжкой? Всезнающий Оттен [170]объявил мне, что: а) тираж будет девять тысяч; б) книжка идет «макетом» (что за разновидность?); в) выйдет она через месяц или недель через 6; г) и т. д. вплоть до последней буквы алфавита.

Завтра перевключаюсь в Лопу, постараюсь довести его до ума (или он меня — до безумия!)

А сейчас клюю носом и валюсь от сна, отсюда и «невнятица дивная» этой записочки.

Целую Вас, приезжайте слушать тишину, если она к тому времени еще удержится! От Ады Александровны сердечный привет.

Милая Анечка, «Челюскинцев» можно сверить — то, что в «Верстке» (раньше были «Версты», теперь пошли «Верстки»!), с беловой тетрадью, конец — с черновой (где есть еще варианты), хоть это, собственно, в сверке не нуждается, конец Вам послала недавно, переписав в строгом соответствии с тетрадным текстом, а начало — на «Верстки» также соответствует оригиналу (рукописному). «Тоску» [171]Вам придется сверять не с оригиналом, а с опубликованным текстом, т. к. у меня она — в чистовой тетради — пробелами , при переписке пропущены места, нуждавшиеся, по маминому мнению, в доработке.

А вот насчет поэм на меня сейчас просто затмение нашло! Есть ли они у меня в беловике? Или только в черновиках? Брала ли я печатные тексты или печатала с тетрадей? С какими текстами сверяли мы с Марией Яковлевной [172]. В следующую поездку в Москву выясню, а сейчас, как ни стыдно, совершенно не помню. — Мама взяла с собой сюда все стихотворения, раннее — в беловиках, позднее — в беловиках и черновых тетрадях; большие поэмы, пьесы — не в рукописях (в большинстве), а в печатных оттисках с собственной правкой, вставками, добавлениями. То же (в большинстве) с прозой; все, что из этого имеется, в черновиках. Огромный архив подлинников погиб в Париже. А здесь растащили кое-что из оттисков (без меня). При маминой жизни была утрачена (совсем) рукопись ее первой пьесы, неопубликованной «Ангел на площади», рукопись (опубликованной) «Метели» [173], окончательный вариант «Крысолова» [174]и совсем пропало несколько стихотворений, в т. ч. прекрасное (раннее) «Крыло, стрела и ключ» [175]. Первый вариант «Егорушки» [176]и беловой второй. Некоторые слабые стихи мама уничтожила сама. Самые ранние рукописи («Вечерний альбом», «Волшебный фонарь», «Юношеские стихи», хранившиеся частично у маминой сестры Анастасии Ивановны, пропали в связи с 37-м годом) [177].

Впрочем, я ушла в сторону от главного, т. е. от того, что насчет поэм я освежу свою дырявую память, посмотрев тетради, и сообщу Вам. Может быть, тут же сверим, а если у меня, как сейчас показалось, лишь черновики, то сверите сами с «Верстами» и «Ковчегом» [178](кажется). Что-то меня сейчас пугает: был у нас разговор с Марией Яковлевной, объяснивший, что издательским правилам тексты всегда сверяются с последним печатным изданием, а с рукописями лишь в том случае, если они — более поздние, нежели издания (как было с мамиными тетрадями 1939 г.), т. к. они могут содержать более поздние варианты и доработки. Если же рукопись моложе издания, то сверяется с изданием. А вот к какому согласию мы пришли — не помню.