Анатолий Маляр: Записки одессита. Оккупация и после…

Она ходила на работу в спецодежде и резиновых сапогах, которые ей выделили для работы в мокром цеху…

Дина иногда рассказывала маме о своей работе. Мужского населения в Одессе было мало. Наши строители еще воевали или находились в «местах не столь отдаленных».

На стройки присылали пленных специалистов. Немцы работали хорошо, но медленно. При норме изготовления за смену трех дверей они делали только одну. После всех видов вычетов на продукты питания им оставалось меньше, чем было при голодоморе. Так их и кормили.

Наши плотники уговаривали их делать такие двери, какие нужны строителям, но немцы не могли поступиться качеством, тощали и умирали.

Конечно, и немцы наших пленных ранее не берегли, и понимали, что «за что боролись — на то и напоролись».

Зарплата у наших мам была ненамного выше, и после «добровольной» подписки на заем развития народного хозяйства, оплаты жилья, электроэнергии, покупки нам тетрадей и учебников мало что оставалось.

В школе учителя нам разъясняли, что наши родители оплачивают самые дешевые в мире коммунальные услуги, но не уточняли, из какой зарплаты… Песни и поговорки — шутки, ставшие хохмами без привязки ко времени, зародились тогда: «Україна — рідна мати, не вкрадеш — не будеш мати…»

Каждый одессит искал свой «кусок хлеба», молча ел его «под одеялом», и если бы засмеялся на эту тему, то в тот же час и подавился бы.

А мы голодными глазами смотрели на своих мам, побывавших «на территории, занятой врагом», а те, сами не всегда сытые, отвечали нам взглядами загнанных лошадей.

После освобождения города американские суда «Либерти» привозили в порт военные грузы, продовольствие, одежду и еду голодающим детям и их родителям. Помощь исчезала в неизвестном направлении.

Моряки американских судов прогуливались по городу, как туристы. По улицам ходили хорошо одетые чернокожие матросы с фотоаппаратами. Они явно выискивали таких голодных оборванцев, как мы, и выманивали в места, где панорама казалась им подходящей. Мы не строили из себя октябрят, когда они настраивали объективы и бросали нам пару пластинок жвачки. Мы выхватывали, кто что успевал. Негры с веселыми лицами нас фотографировали — детей победителей в пыли на фоне развалок города.

Эти снимки, возможно, попадали в американскую печать, и я тоже, думаю, прославил Одессу своим изображением.

Как-то проездом остановились у нас дочь маминой сестры Тани Зина со своим мужем. Она была небольшого роста, полновата, одевалась элегантно.

Почти все мамины родственники жили в Грозном. Похоже, что Зинин муж тоже был родом из Чечено-Ингушетии, во всяком случае, восточная кровь в нем чувствовалась. Был он среднего роста, вел себя очень доброжелательно.

По приезду они накрыли роскошный стол с мясом и фруктами. Ощущалось, что с деньгами у них проблем нет. Погостили они несколько дней и засобирались домой: работа не ждет. Я напросился поехать с ними, и они меня взяли.

Приехали в какое-то село, расположились в глинобитном домике с соломенной крышей. Во дворе стояла глиняная печь, которую топили соломой, на ней варили еду из хороших продуктов. Рядом был ставок, в котором купались деревенские ребята. Зина с мужем ушли на работу, а я решил показать деревенским, как умеют плавать одесситы. Прыгнул в воду, поплыл, и почувствовал, что пресная вода не хочет держать мои кости на плаву. Захотел вернуться к камышам и стал барахтаться по-собачьи. Попробовал встать на ночи — а там — мокрый ил…

«Держать фасон» не получается, стал повизгивать. Оказалось, что я умею не только плавать по-собачьи, но и визжать… Повезло, что Зинин муж пришел почему-то домой. Увидел мои упражнения, разделся и вытянул на берег спортсмена-любителя, с повисшими ушами.

Вскоре Зина отправила меня в Одессу, им нужно было «сматывать удочки». Оказалось, что они оформлялись на работу бухгалтерами в небедные колхозы и добросовестно работали ровно до того момента, пока в их руках не оказывалась серьезная сумма. А потом — ищи, свищи… Это же произошло и в этот раз.

После моего возвращения прошло уже несколько дней, когда к нам нагрянула милиция с обыском. У нас дома кроме казанка с мамалыгой на печке ничего не обнаружили, что очень расстроило и рассердило милиционеров:

— Как это так, что кроме мамалыги у вас дома ничего нет?

Нашли несколько «катенек» (царских банкнот-сторублевок), которые сестра положила в шкаф.

— Царя ждете?!