Анатолий Маляр - Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период

.

Пятидесятые и шестидесятые годы XX века сегодня воспринимаются в романтических розово-голубых тонах. Она ассоциируются с домами-сталинками, автомобилями «Победа», набриолиненными стилягами в брюках-дудочках, клумбами-фонтанами и прочими атрибутами «оттепели».

В Одессе, как и во всей огромной стране, называвшейся СССР, это время и в самом деле было своеобразным и очень интересным. Тем, кто хочет в нем по-настоящему разобраться, наверняка придется по вкусу эта книга.

Произведение не претендует на документальность, хотя упомянутые в нем персонажи действительно жили, а описанные события происходили в реальности.

Вторая часть «Записок одессита», вероятно, заинтересует читателей, уже знакомых с первой книгой об оккупации. Стиль тот же, «амаркордный», подразумевающий последовательность небольших новелл, связанных общим сюжетом. Каждый из маленьких рассказов освещает какую-то тему или событие и может рассматриваться как отдельный эпизод.

По сравнению с периодом оккупации времена были уже не столь трагические, хотя и легкими их назвать тоже язык не поворачивается. Впрочем, юмора и одесских хохм во второй книге намного больше, чем в первой.

Итак, начнем. Сразу же речь пойдет об условиях жизни одесситов первого послевоенного десятилетия.

К бедности все давно привыкли. Одесситы завидовали тем, кто проживал большой семьей в маленькой комнатке: такую легко протопить «буржуйкой» — в этом имелся большой плюс. Был и большой минус — в тесноте очень быстро разводились клопы. Они почти хрустели под ногами, нещадной вонью мстя за свою преждевременную погибель, и похоже, жили уже при коммунизме. «Жарили» их при помощи примусов и дуста [1] ДДТ. — здесь и далее — прим. авт — его без проблем можно было украсть на любом предприятии города.

Когда кому-то в коммуне очень уж досаждали клопы, то вещи выносились «на калидор», а железные сетки кроватей обжигались примусами или паяльными лапами. Комплексно применялся и дуст. Клопы чернели и лопались, разбрызгивая черную кровь, очень вонючую. Запах распространялся по всей коммунальной квартире. Жильцы других комнат тяжело дышали и сердито посматривали на «борцов за свое счастье». Возможно, им было жалко пострадавших клопов… Соседи, не выдерживавшие запаха, выглядывали из окон на улицу, «хапали воздуха» и блаженно улыбались.

Конечно, не было времен, когда всем поголовно одесситам жилось бы плохо. После войны хорошо устроиться не могли те, кто побывал в оккупации, но зато появились вполне реальные шансы у молодых и энергичных коммунистов.

Младшей дочке Беренштейнов повезло выйти замуж за Фиму Геллера, очень быстро получившего должность директора ресторана «Волна». Фима проживал в нашей парадной на четвертом этаже в той же коммуне, в которой жил Ленька с мамой Дозей. Ефим Геллер занимал две лучшие комнаты в коммуналке, имел большой кухонный стол на общей кухне. Соседей-завистников он тоже имел…

Когда Фима поднимался к себе домой по мраморной лестнице, подпитые соседи так и норовили его подцепить:

— Фима, а щё твоя свояченица Зина сегодня клювала?

Они знали, что сестра его жены до войны переболела сифилисом — тайны в том не было, а в Одессе и быть не могло. У Зины отсутствовала передняя часть носа. Ефиму не нравились такие разговоры, и он их резко пресекал:

— Вам бы такое тоже поклевать! — выкрикивал он на ходу, и ускорял свои прыжки через ступеньки.

Когда соседи-завистники бывали трезвы, они здоровались с Фимой очень вежливо, даже подобострастно:

— Фимочка, ви сегодня так галантерейно одеты, так и хочется вас с чем-то поздравить!

— Ты мене уже вчера напоздравлял.

— То не я, то водка Вас поздравляла. Если я шото не так ляпнул…

Фима убегал, не ожидая, пока сосед, дышащий вчерашним перегаром, успеет обслюнявить его чисто выбритые щеки.

Электропроводка, проведенная еще до революции гибким проводом с хлопчатобумажной изоляцией, крепилась на фаянсовых роликах, и ее лучше было не трогать. Обычно в квартире был один счетчик, но в некоторых коммунах, где проживали «состоятельные жильцы», электросчетчиков могло быть несколько. Там все стены были покрыты переплетающимися проводами, а в туалете было столько же лампочек и выключателей, сколько и соседей.