Анатолий Маляр: Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период

Николаю выпало первое место, но увидев огромный предмет, проститутка умчалась на рысях под рев турбин, доносившийся с взлетной полосы, забыв трусы, с криком «Ну его на хер!» Несчастному таксисту оставалось лишь крикнуть вдогонку: «А что тебе не нравится?»

Осле этого случая аэропортовкие проститутки, шушукаясь, издалека тыкали в него пальцем, предупреждая друг дружку об опасности. Но нашлась одна из них, которая трудностей не убоялась. Она была пьющей и страшной на вид до невозможности. По пьяному делу их «сосватали» друзья-холостяки. Николай протрезвел, смотреть на свою «подругу» он даже не мог и поспешил ретироваться.

С этого дня начался его кошмар, спускающийся на крыльях ночи. Женщина каждый вечер подстерегала таксиста на КПП, останавливала его автомобиль, когда он заезжал в гараж — в общем, обложила его со всех сторон.

Николаю пришлось покидать родной таксопарк, перелезая через забор, причем места бегства приходилось часто менять. Эта история продолжалась несколько месяцев. История умалчивает о том, чем она кончилась.

Некоторых, хотя и не всех описанных персонажей мне довелось узнать лично, о других я слышал устные рассказы.

Толик Тит, один из ближайших друзей отца, к сожалению, трагически погиб на заводе, где он работал в цехе закалки. Как там было дело, и кто виноват в случившемся, сегодня судить сложно, но он упал в ванну с разогретым машинным маслом. Ожог был ужасен — пострадала вся кожа от шеи до колен.

Тит, как рассказывал отец, лежал с подвешенными руками и ногами, обдуваемый вентиляторами, в полном сознании. Он попросил: «Толик, дай закурить». Отец попробовал ему возразить по поводу того, что ему нельзя — нужно выздоравливать, но наткнувшись на всё понимающий взгляд, прикурил папиросу и вставил ее в запёкшиеся от страдания губы. Титу оставалось жить несколько часов, и друг просидел рядом с ним до конца.

Люди, выросшие в сложных послевоенных условиях, были лишены многих радостей и благ, но у них было то, чему многие представители следующих поколения могли лишь позавидовать. Когда я был еще совсем маленьким, отец взял меня в гости к Толику Титу. Жил он с пожилой матерью, очень бедно. В комнате стояли две панцирные кровати, стол, тумбочка и шифоньер.

На шкафу располагался единственный предмет, представлявший хоть какую-то ценность — действующая модель аэроплана с моторчиком, выполненная по всем правилам. Мне тогда исполнилось года два, и такая игрушка явно не соответствовала моему возрасту. Заметив детский интерес, Тит достал самолет со шкафа и отдал его мне. Конечно же, вскоре он был разломан.

Такими были они — мальчишки и девчонки, чья юность пришлась на сороковые-пятидесятые. Их не нужно жалеть…

ДДТ. — здесь и далее — прим. авт

Сармачной.

Это когда кто-то кричал: «Не, это я тебе таки клянусь!»

В вольном переводе текст указанной песни повествует о прогулке двух женщин легкого поведения, а также пожелание исполнителя, чтобы они его поцеловали в задницу. Впрочем, либретто можно воспринимать как фонетическую игру слов, в целом характерную для джазового стиля.

В смысле, скорее закругляйся.

Так звали американских моряков, да и польских тоже.

Иностранцу.

«Люки-стрюки».

Тетя Двойра — синоним слова страх.

Потом — Жовтневого.

Старыми.

Советской Армии.

Ярославского и Чичерина.

Александровском.

Белом каучуке.

В просторечии — «клубу еврейских казаков».

Советскую.

Так немцы называли все спиртное.

Позже в этом здании был клуб железнодорожников.

Серо-ртутная мазь. — Polochanin72.