С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

Плата за все ужасно мизерная. Еле-еле хватает на жизнь. Пища готовится дома на примусе. Напитков-с не потребляем-с вовсе, так что расхода нет. Единственное развлечение — кинематографы. Торговаться нельзя, ибо беженец и санкюлот — бери, что дают, да и то еще благодари бога. Мелких работ мало. Сделал три карандашных портрета и все. Здешняя публика предпочитает раскрашенную фотографию. Моей любимой работы, книжной — нет вовсе. Египтяне, т. е. попросту арабы, носящие пиджаки, говорящие по-французски и корчащие из себя парижан, еще очень далеки от эстетических потребностей. То, до чего они дошли, это — любовь к автомобилям и сидение (совсем comment en Europe {1}) за столиками в ресторанах. Очень любезны и столь же жадны на деньги. Платить очень не любят. Охотно делают вам чуть ли не миллионные обещания, из коих решительно никогда ни одного не исполняют. Получить заказы у султана, принцев или богатых пашей — невозможно. Всюду имеются присосавшиеся, бездарные какие-то архитекторы или художники — итальянцы, главным образом, и они, конечно, свежего человека не пропустят.

У меня здесь рухнул один очень крупный, наклевывавшийся заказ: роспись в очень большом коптском храме. Стиль тот же византийский. Дело провалилось (с руганью и скандалом), потому что я не понял, что я должен был дать взятку.

Все же дела, как кажется, хотя и медленно, но идут на улучшение, и в другие страны я поехал бы лишь тогда, если бы получил вполне конкретное предложение — приезжай, мол, на такую-то определенную работу. В Каиро меня начинают знать. Я — единственный настоящий художник на весь Египет (это не бахвальство, а именно так!). Все остальное — ниже даже уровня О-ва петербургских художников. Казалось бы, положение блестящее!— один на целую страну, никакой конкуренции, словом, золотые россыпи, а на самом деле еле удается чинить подметки. Ну, да все это ерунда! Зато здесь удобно работать, и главное, — идеально тихо и спокойно. Мастерская моя такова, что мог бы в ней писать "Последний день Помпеи". Находится она в саду, в саду же розы и пальмы.

В ближайшее время я в Европу не хотел бы ехать. Мне хотелось бы, пользуясь моим отшельническим состоянием, сделать что-нибудь значительное и тогда уже совершить великий выезд. Ведь, если я привезу только эскизы своей большой вещи, то, ведь, это только эскиз и будет. Пожалуй, вы мне и не поверите, что я делаю вещь, которая может поместиться только в большой мастерской и для которой, чтобы покрывать верхние части, нужно пользоваться лестницей.

Очень хотелось бы сделать нечто второе — уже для себя, но только не знаю, удастся ли, — вопрос времени и, главное, денег. Оборудование такой вещи — целое финансовое предприятие; это не графика, которая, с точки зрения материала, стоит гроши.

Не хотелось бы пропустить и Палестины, раз находишься в двух шагах от нее.

Но порою меня очень тянет в Россию и, в частности, в Крым. Я стал более ярым националистом, чем когда-либо, насмотревшись на всех этих носителей культуры — англичан, французов, итальянцев и пр. Только сейчас начинаем чувствовать, как много мы потеряли. Может быть, это потому, что я живу все-таки в провинциальном городе, в Каиро, а не в Париже. Вашу же жизнь мы знаем только по кинематографу (т. е. видим ее). Получается впечатление, что у вас там постоянно открываются памятники разным генералам, президенты делают смотры войскам, хоронят "неизвестного" солдата, награждают ветеранов франко-прусской кампании, да еще какие-то ловкачи плывут взапуски по Сене".

Такова в кратких, но ярких чертах жизнь И. Я. Билибина, одного из лучших русских художников, одного из лучших "графиков" в мире.

"Жар-птица" (Париж — Берлин). 1921, № 2, стр. 33, 3).

1как в Европе (франц.)

И. И. Мозалевский

В январе 1909 года я приехал в Санкт-Петербург. Не сразу нашел я на набережной реки Мойки тот неприветливый с виду серый дом, в котором помещалась школа императорского Общества поощрения художеств. Вхожу по гулкой чугунной лестнице на второй этаж. Слева дверь с надписью: "Канцелярия".

Сколько славных страниц истории русского искусства связано с этим обществом и этой школой. Здесь учились Крамской, Репин, Верещагин, Лансере, Билибин и многие другие прославленные живописцы и графики.

Я вошел, признаюсь, с большим внутренним волнением в этот дом — колыбель русского искусства. Степан Степанович Митусов, делопроизводитель школы, невысокий подвижной человек средних лет, с окладистой темной бородой, дает мне справку: для поступления в школу требуется принести лишь свои работы на просмотр их членами дежурного совета, который собирается по вечерам в среду и пятницу.