ГРМ, ф. 32, ед. Х Р. 154, л. 56—70.
1П. Е. Щербов изображал В. В. Стасова в карикатурах с огромной трубой.
2Речь идет об альбоме с рисунками Буте де Монвеля: Ieanne D’Arc par М. Boutet de Monvel. Paris, [1896].
3"Шут" — художественный журнал карикатур. СПб., 1879—1914. Р. Р. Голике — издатель с № 2 (1890) и редактор с № 5 (1891).
А. И. Билибин
Воспоминания мои об отце с пробелами: детства, а потом уже молодости. Мои родители разошлись, когда мне было приблизительно десять лет. Мы, дети, мой младший брат и я, остались с матерью. Я потом снова сошелся с отцом уже в двадцатичетырехлетнем возрасте.
Я начну с самого начала того, что помню. Мы жили в Петербурге, на Мытнинской набережной на Петербургской стороне, в доме № 11. Вот одно из моих самых ранних воспоминаний. Мне не могло быть более трех лет. Во время революции после японской войны выходил революционный сатирический журнал "Жупел", в котором сотрудничало довольно много выдающихся людей того времени. Отец поместил там несколько карикатур, и его взяли на двадцать четыре часа в жандармское правление, а на квартире у нас сделали в это время обыск. Со слов моей матери, обыск производили в бархатных перчатках, но вполне систематично. Осмотрели всю квартиру, осмотрели и мою детскую, порылись и в моих игрушках.
Повторяю, мне было не более трех лет. В то время как шел обыск, я играл в прачечную и полоскал в умывальной чашке какую-то тряпочку. При виде вторжения этих людей в шинелях, трогающих мои игрушки, я громко спросил: "Мамочка, это японцы?!"... Со слов мамы, за последовавшим смехом прекратился обыск.
На Мытнинской отец создал свои лучшие вещи. Вещи, которые сразу поставили его в первый ряд. Там были исполнены "Вольга", "Сказка о царе Салтане", "Золотой петушок". Там же и на Валдайке в Новгородской губернии, где мы жили летом, были сделаны эскизы декораций и костюмов для того же "Золотого петушка" в постановке Оперного театра С. И. Зимина. Это было в 1909 году.
Теперь вернусь к Мытнинской набережной и слегка более раннему времени. Мне это казалось в том возрасте чуть не столетием, но на самом деле это не могло быть более одного года или двух лет до Зиминской оперы.
Квартира наша на Мытнинской набережной была прекрасная, но родители мои были совсем не богатые люди. Брали одного или двух жильцов. Одним из них был будущий самый большой график Украины — Георгий Нарбут. Я помню его появление. Приехал из Глухова, для того чтобы поступить в университет. Все что он там делал, это носил студенческую форму и ходил в университетскую столовую. Остальное время он проводил в кабинете отца. Отец совсем не требовал уединения во время работы, а, наоборот, любил, чтобы были собеседники, и это не мешало ему сосредоточиться. Нарбут смотрел, слушал, учился.
Мастерская отца никогда в нашем семействе не называлась мастерской, но кабинетом. Это была очень длинная и узкая комната с большим, кажется дедовским, письменным столом, с диваном и великим множеством книжных шкафов и полок. Отец занимался почти исключительно графикой, другой художественной снасти — мольберта, палитры и т. п. — не имел. Над камином — в этой комнате был почему-то камин, а не печь — висели латы. Зная отцовские работы, его богатырей, латы я считал совершенно естественными, и было обидно, когда говорили, что эти латы татарские и в особенности когда сам отец говорил, что они "ненастоящие" (слова "фальшивые" я тогда еще не знал). А латы держались просто потому, что они были красивые.
В этом же возрасте я отправлялся в кабинет по вечерам прежде, чем меня укладывали спать, и говорил ему, что, мол, "довольно рисовать, а давай-ка посмотрим". Тогда он еще немножко интересовался своим семейством, потом он совершенно от него отошел. "Смотрение картинок" было почти каждый вечер то же самое. Это почти всегда была "Азбука" Бенуа.
Наше летнее пребывание в Лыкошине очень сильно отразилось на деятельности отца. Кроме графики, он там писал пейзажи, исключительно акварелью. Под этим влиянием были сделаны его "Богатыри" {1}. Фон этой вещи — река Валдайка.
Он там много охотился. Благодаря твердости его руки и прямоте глаза он был очень хорошим стрелком. Хам он сошелся с местной публикой: несколькими местными мелкими помещиками, с двумя, тремя дачниками, большей частью из военных, которые охотились там осенью и ездили туда зимой. Там он научился зимнему пейзажу, который вышел у него так блестяще в "Царе Салтане".
Вскоре после постановки "Золотого петушка" отец стал преподавать графику в школе Общества поощрения художеств в Петербурге {2}. В это время произошел большой перелом в жизни семейства. Отец постепенно совсем отошел от семьи. В это время я его помню как человека, которого я старался избегать. Когда он ко мне обращался, то его замечания всегда были колкие и маленькому мальчику обидные. Хотя я, конечно, очень мало понимал в таком возрасте, но я не мог не чувствовать, что что-то не в порядке. Моя мать вела себя с большим достоинством. И я не был слишком удивлен, когда мне в одно утро сказали, что отец нас покидает.
Читать дальше