Для современных графиков много разжевано, а когда мы начинали работу, то часто бродили в мучительных сумерках, напр[имер], вдохнешь чистого воздуха — сделаешь отсебятину, а если близко к стилю — то скучнейший ретроспективизм. Суждения о технике кисти и пера, бумагах разбирались крайне серьезно и без современных словечек "орудия производства", "материал", "фактура бумаги" и т. д., делалось как-то удивительно просто и "без крика".
Правда, у нас была интимная компания на Мытнинской, жили рядом, и долго мы ночью проводили время за работой — Билибин, его жена и Нарбут, иногда замолкали за работой, и только скрип пера Нарбута вторил нашим мыслям. Калька часто служила предметом спора, т. е. как ее применять. Билибин стоял за систему круижекторов, это привело к тому, что дико было видеть подпись автора под какой-нибудь набойкой, точно скалькированной.
Случилось все же нечто, что освежило Билибина, — это театр. Линия становится более живая, она уже стала рисовать и приобретать хороший классический оттенок, местами изысканность, начался отход от "билибинского стиля", ставшего трафаретом и вызвавшего] массу подражаний; в последних его былинах это ясно видно, стоит их только сравнить с первыми.
Краски ложатся красивыми, свободными пятнами, но все же, как и прежде, цветистость заметна — определенных гармоничных заданий нет, один контур приятнее раскрашенной графики. Живопись за ученические годы ему коварно мстит. Но все же большой мастер линии уже почти налицо, он, пожалуй, может уже оправдать свое упорство и настойчивость и в некоторой области трудно достижим.
Остается упомянуть о его педагогической деятельности в Школе бывшего] Общества] поощ[рения] художеств. Когда Н. К. Рерих почти заново стал перекраивать школу, пригласил Билибина руководителем по графике. Принялся Билибин очень горячо и все мечтал дать "кадр" настоящих графиков, наша компания посмеивалась над этим потому, что прекрасно знали, что или разбегутся учащиеся, или засушит их — оно так и вышло.
Билибинская проволока и 16 и 17 век вкрадывались даже в невинные цветочки с натуры, вставленные в вазочки с водой. Из массы учащихся осталось 2—3 более или менее уже известных, да и тех, пожалуй, следует большую часть причислить к ученикам Н. К. Рериха. Остальные куда-то сгинули. Показывает это очень многое, а именно, что единицы из единиц обладают достоинствами и недостатками Ив[ана] Яковлевича и не все могут к совершенству линии идти его дорогой, он почти поборол, а вот многие, не добившись, бросили, потому что, если нравится стальная линия, то дорога Билибина — наитруднейшая.
Сравним с ним Лансере, Добужинского, Чехонина, Митрохина, для них живопись важна, так же как и графика. Она первое начало в творчестве, а потому если мы будем анализировать графическую линию, пятно, точку, т. е. все дисциплины графики, то невольно чувствуешь, что они должны покоиться на очень положительном фундаменте. Мы, графики, бедны своими средствами, наша изобретательность должна исходить от широчайшего образования, а техника одухотворена "умением" живописать. Все следует пустить в ход. Вот почему у Чехонина, этого непревзойденного техника графики, кисть и ее линия изучена так, что невозможно, пожалуй, и среди "заграницы" найти аналогичного мастера. Кисть он знает и ее свойства в декоративной, станковой живописи, по фарфору, металлу, стеклу и т. д. — он ничем не пренебрегает. Для одной только графики целый набор кистей, при этом знает чуть ли не каждый волосок. Вот почему так остры и совершенны его работы. Рядом стоит одинокая кисть Билибина, обязательно с обрезанным кончиком (тупая); всюду, везде и всегда одна.
Он не старался изучать пятна белого и черного в графике, по возможности упрощая их и достигая прекрасных результатов, как делал это и делает Митрохин.
Я люблю всех перечисленных мастеров, все они близки, отдавая должное каждому, стараюсь судить беспристрастно.
Прав или нет в этом вопросе — решать не мне, но, во всяком случае, из русской графики Билибина отбросить нельзя, он занимает наипочетнейшее место, тем более что можно предвидеть нескорое возрождение "картины", полиграфическое искусство все больше завоевывает себе место, новые способы, новые изобретения, новые машины — предвидится у художника какое-то колоссальнейшее общение с массами, будущий Ренессанс графики грядет, и еще не раз повторять "не нам" современные нам имена, а в том числе и Билибина.
Воспоминания написаны для сборника "Мир искусства", подготовлявшегося к печати в 1922—1928 гг. Э. Ф. Голлербахом.
Читать дальше