С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

Он не поступал так, как поступают многие из нынешних архитекторов, которым удалось бегло просмотреть снимки со старых памятников: желая блеснуть знанием, они заваливают свою постройку тысячью деталей, и получается самая дешевая и неумелая подделка.

Мало знать одни внешние, легко осязаемые признаки стиля; нужно суметь понять его.

Про избу можно, в общем, сказать то же, что и про деревянную церковь, потому что и та, и другая имеет того же автора: народ. Одно только, что изб, "ровесниц" старинным церквам, не существует. Церковь, как достояние общественное, несмотря на переделки, все же пользуется некоторой долей неприкосновенности, тогда как изба, будучи постройкой частной, могла перекраиваться каждым ее хозяином. Наконец, как помещение жилое, изба очень скоро снашивается, и одна старая церковь видала целую вереницу сменившихся поколений изб.

Мне, во время моих странствий, не приходилось видеть очень уже старинных изб. Иногда можно встретить, хотя и редко, избу начала XIX в.; такие избы стоят покосившиеся и вообще в самом плачевном виде.

Если взять среднюю северную деревню, то в ней половина изб совершенно новых, а старыми можно назвать те, которые были построены в промежуток от шестидесятых до восьмидесятых годов XIX в. Но и эти относительно старые избы носят все прелести инстинктивной народной постройки: занятные наличники, разнообразные крыльца, иногда украшения на крыше и т. п.

Вообще, изба интимнее церкви. Она, не изменяя закону соотношения общего с деталями, обладает тем не менее большим количеством этих последних и тем вознаграждается за свою более простую общую форму. Можно смело сказать, что, например, наличник окна старой избы затейливее наличника старой церкви.

Северные избы очень богаты. Высокие, наполовину двухэтажные, они кажутся теремами, если сравнить их с лачугами средней полосы России.

Так как избы достойны не менее подробного рассмотрения, чем церкви, а размеры данной статьи не позволяют этого сделать, то от произведений народного зодчества перейдем прямо к народному искусству узоров, находящемуся в тесной связи с костюмом.

Народных костюмов больше не носят, т. е. тех костюмов, которые наиболее интересны для художника, т. е. праздничных. Есть немногие глухие места, где надевают еще изредка, в известные случаи (свадьбы, Петров день, Святая неделя), старинные кокошники, долгие сарафаны и душегрейки, но чаще всего вещи эти лежат в сундуках у старух, измочаливаются до нитки на святках деревенскими девушками, надевающими их как курьез, или же скупаются.

Разнообразные головные уборы, сарафаны, формы рубах, передников, платки и т. п. — все это такой богатый материал, что опять-таки составляет содержание для отдельного подробного рассмотрения; а конец данной статьи я посвящу специально деревенскому орнаменту, поскольку он выразился в вышивке и набойке.

Народный узор был еще в полном ходу лет тридцать, сорок тому назад. Пожилые бабы помнят, как они вышивали девицами все то, что теперь уже почти окончательно вымерло. Молодому поколению, идеал которого город и, главным образом, мелкообывательские роскоши, это старое рукоделье, безусловно, не нравится. Когда начинаешь говорить бабам, что эти заброшенные вещи очень красивы, они относятся либо с недоверием, либо прямо смеются, думая, что имеют дело с каким-то чудаком.

Но мне приходилось встречать старух, не матерей, а бабушек, которые, когда я начинал с ними разговоры о их старых узорах, сперва не понимали, что от них требуется, а после, поняв, что разговором руководит один только интерес, увлекались и начинали с любовью рассказывать, как эти "досельные" [* Т. е. старинные.] узоры переходили от матери к дочери, что вот этот узор называется так-то, а тот — так-то, что та деревня вышивала на своих рукавах узоры такого-то образца, другая — другого, а третья — третьего; что теперь уже так не сработать, потому что времена не те; теперь все бы поскорее да помоднее... и много еще о чем ворчали эти бабушки, вспоминая свои юные дни.

На этих страницах я помещаю несколько образцов самых обыденных крестьянских узоров, которые по технике могут быть разбиты на три группы: во-первых, шитье по холсту со счетом ниток красной бумагой, иногда с небольшими вставками шитья другого цвета ниткой, бумажной же или шелковой; во-вторых, шитье "строчкой" и, в-третьих, шитье "по письму".

Первого рода техника наиболее распространенная. Она захватывает большое количество губерний, не ограничиваясь одними северными. Местность отличается от местности не столько техникой вышивок, как самим узором, да и то несколько отличаться друг от друга будут какие-нибудь узоры Вологодские и Владимирские, а тот же Вологодский узор будет часто тождествен с узором Тверским или Новгородским. Конечно, встречаются и некоторые специально местные узоры. К узорам этого первого рода техники относятся все помещенные здесь снимки, под которыми не помечено название техники. Эта техника может быть, в свою очередь, разбита на два вида: шов односторонний, т. е. где существует лицевая (правая) и обратная (левая) сторона вышивки и шов двусторонний, т. е. такой, где вышивка не имеет ни правой, ни левой стороны, а обе стороны одинаковы. Все концы полотенец вышиты двусторонним швом, а такие предметы, как полосы, пришиваемые с выпускной стороны простыни, так называемые "тресты", концы подолов рубах, "намышники", иначе говоря, наплечники, пришивавшиеся в верхней части рукава женской рубахи, — все они вышиты швом односторонним, ибо двусторонний не имел бы тут практического значения.