Валентин Пикуль - Честь имею (Интервью)

Нелегкой оказалась дорога к читателю у романа «Крейсера». Когда книгу объявила к печати «Роман-газета», главного редактора этого издания В. Н. Ганичева вызвали в Центральный Комитет партии к заместителю заведующего отделом В. Н. Севруку и предложили публикацию отложить. Поводом послужили обращения во все инстанции сына адмирала Кладо. Его отец после революции поступил на службу к большевикам, и сын полагал, что уже одно это обстоятельство должно оберегать адмирала от какой-либо критики. А я в своем романе говорил о том, что Кладо, удравший с эскадрой в разгар решающих событий, в какой-то степени ответствен за цусимское поражение. И надо отдать должное настойчивости и мужеству Ганичева, не отступившего от своего решения напечатать «Крейсера» в «Роман-газете».

К сожалению, наши историки и редакторы чаще доверяют авторитетам, нежели первоисточникам. Так было и с моими романами об эпохе Наполеона. Историки сверяли приведенные в моих книгах факты по монографиям Тарле и Манфреда — двух бонапартистов. Конечно, мои оценки не совпадали с трактовками Тарле. Но знаете, сколько сил потребовалось затратить на то, чтобы отстоять собственное мнение!

— Какие официальные версии на исторические события предстоит, на ваш взгляд, пересмотреть?

— Их полно — какую только эпоху ни возьмем! Вот, например, столыпинская реформа. Я считаю, что это было блистательное предвидение в экономическом развитии России. И, думаю, нам еще предстоит переоценка личности Столыпина.

— Приходилось ли вам идти на компромиссы, изменять своим убеждениям?

— Приходилось, но по нужде. Могу привести примеры. Когда готовился к печати мой первый роман «Океанский патруль», умирал Сталин, и редактор Хршановский был убежден, что именно теперь пришло время отразить роль Сталина. Я сказал редактору, что этого делать не умею. И что же вы думаете? Тогда он сам взял и написал за меня случай со сталинской трубкой. Или вот другой пример. Известный ленинградский издатель Д. Хренков дал согласие опубликовать мой роман «Три возраста Окини-сан». А там есть такой эпизод, как в семнадцатом году жена расходится с мужем. Хренков решил, что именно здесь надо ввести образ Ленина. А когда я отказался, он сделал это сам.

У меня же в обоих случаях не хватало решимости настоять на своем и запретить издание романов с редакторскими вставками. Так что и рад назвать себя безгрешным, да не могу.

— Почему многие свои произведения вы называете историческими миниатюрами?

— А почему Гоголь назвал «Мертвые души» поэмой? Бывает, что о каком-то герое посмотришь литературу, объема которой хватает для написания романа. Но писать роман некогда. И тогда я весь добытый мною материал сжимаю до нескольких страниц. Вот это и есть миниатюра.

— Знаю, что вы закончили новый роман. К моему удивлению, он, оказывается, вовсе не исторический, а посвящен женской судьбе. Чем объясняется смена ваших интересов?

— Сейчас назрели вопросы морали и нравственности, в частности отношения сильного пола к слабому. Мы с введением женской эмансипации сами не заметили, что во многом ущемили женщину как предмет нашего поклонения и нашей любви и объект для выражения собственного благородства. Пожалуй, именно это и заставило меня обратиться к теме женской любви в том проклятом случае, когда она отвергнута любимым человеком.

— Какой вопрос вам журналисты еще никогда не задавали, но который хотелось бы услышать?

— Счастлив ли я?

— И как бы вы ответили?

— Счастлив. Многое в жизни писателя зависит от того, какая ему досталась жена. Мне в этом смысле повезло.

Я женился второй раз по расчету. Был одинок. Болен. Имел много творческих замыслов, но работать было чрезвычайно сложно. Постоянно отвлекали самые обыденные обстоятельства: кухня, стирка, магазины. И в этот трудный момент я встретил Антонину Ильиничну. Она принесла мне книги для работы, а я ей — предложение. И теперь не жалею. Я полюбил ее и счастлив.

Беседу вел Вячеслав Огрызко