Яков Цукерник - Житие святого Северина

«За это чудо мы принесли безмерную благодарность создателю всего сущего, ибо труп святого, в котором не было никаких благовоний…» Отметь: «в котором»! Ну, а если «вокруг которого»? Если в грунте могилы? На одеждах, на покровах, в древесине гроба?.. Читаю дальше:

«…которого не касалась ничья рука бальзамирующего…» — очень интересно! Бальзамирующие вынимают из трупа всё, что может загнить, разложиться, но Северин десятки раз постился по сорок дней. И уж к заранее указанному дню своей смерти несомненно уже довёл себя до состояния, при котором гнить нечему…

«…остался до самого этого времени невредим, с бородой и волосами.

Итак, после смены полотняных покровов труп был положен в задолго ранее приготовленный гроб…» — который конечно же был заранее пропитан и окурен благовониями… — «…и скоро был увезён в запряжённой лошадьми двуколке, когда с нами двинулись в этот путь все жители провинции, которые, покинув города над берегом Данубия, получили по жребию различные места пребывания в различных областях Италии».

Ну вот, так и было завершено дело, начатое Северином за тридцать пять лет до того дня. И очень вовремя оно завершилось — в Италию вторглись остготы и их союзники, и первое сражение — к северу от Вероны в сентябре 489 года — было Одоакром проиграно. Но Одоакр ещё не считал себя побеждённым. Он и его воины лучше знали местность и потому могли, не ввязываясь вновь в полевое сражение, начать изматывание противника. Не так уж просторна земля Северной Италии, чтобы Теодерих смог на ней сманеврировать и уйти от тревоживших его со всех сторон вражеских отрядов. Повторилась в увеличенном масштабе история борьбы ругов со скамарами…

— Какими скамарами? В «Житии» скамарами названы лишь разбойники, уведшие двух римлян.

— Только вот жили они, эти разбойники, там же, где некие разбойники устроили три засады на короля ругов. Это и есть скамары, прежние хозяева Ругиланда. И вот теперь — в наше время — этим словом называют разноплеменный сброд в балканских провинциях империи. Не воины родов и племён, а просто зародыши орды, о которой я тебе сказал немало… Так вот — воины Одоакра по своей судьбе как раз и были в массе своей скамарами, только им повезло, успели стать ордой на службе у империи, а потому имели теперь общее руководство, но выучка была скамарская, одиночка из их войска был опаснее воина из рода или племени, привычного к приказам старейшин и меньше думающего самостоятельно. Вот они и взялись за остготов по-скамарски. Те затоптались, урон у них рос, добычи не было. И заколебались приставшие к ним именно в расчёте на большую и лёгкую добычу герулы Туфы, которые больше годились для скамарской войны, чем тяжёлая готская конница. Не сыграть ли за себя, не бросить ли остготов? И Туфа первым увёл своих воинов от Теодериха. А потом Фредерик получил весть от неких уже находившихся в Италии варваров. Так с его слов было записано мною, а позже Иорданом, но оба мы не ввели этого в свои истории, хотя и по разным причинам. Всё равно об этом стало известно, но ни мне, ни Иордану об этом писать было нельзя. Как и Евгиппию о том, что мы только что отметили. А сейчас могу сказать: это были руги из войска Одоакра, предложившие Фредерику отделиться от Теодериха со своим народом и воссоединиться с ними, стать самостоятельной силой, которая, возможно, и решит исход схватки двух гигантов… Да, хотя за успех Фредерика было трудно поручиться в такой свалке, но всё же именно в этот — и только в этот! — момент он был возможен. Однако дальше дело внешне пошло вот как. Вместо спокойного выжидания (а Фредерик, мы видели, был очень и очень способен) — он пытается объединиться с Туфой, а когда это оказывается невозможным… Да и не могло быть возможным объединение ругов с герулами, если даже с остготами у них лишь наличие у тех небывалого по своим качествам вождя Теодериха, бывшего к тому же свояком Фредерика, удерживало союзные отношения!.. Так вот — когда это оказалось невозможным — сразу после встречи с герулами это стало ясно — Фредерик ввязался с Туфой в такую войну, что Туфа погиб, уцелевшие от оружия ругов герулы были до последнего уничтожены готами. А вот руги Фредерика, якобы понёсшие слишком большие потери и потому отказавшиеся от самостоятельной роли, вновь присоединились к остготам и ничего им за недавний уход — за предательство! — не воздалось ни сразу, ни после победы. И одоакровы руги как бы растворились в воздухе, а у Фредерика, как я осторожно выяснил впоследствии, воинов осталось не то что меньше, чем было до ухода, а больше стало. Так что Теодерих не потому простил свояка, что тот слишком ослабел и потому был больше не опасен. Наоборот — он стал бы ещё опаснее. И не потому, что бывшие одоакровы руги знали местность и своих недавних коллег, а потому могли быть полезными. Нет, вся эта история очень напоминает инсценировку, поставленную с двумя целями: покончить с вероломным Туфой и втянуть в себя, как в губку вода втягивается, всех одоакровых ругов. Есть и ещё одно сомнение: а не стоял ли за переговорами «своих» ругов с Фредериком сам Одоакр, стремившийся ослабить Теодериха, обмануть попутно Фредерика, но в конце концов обманувшийся сам? Я так и не докопался в своё время до истины, а разводить в моём труде такие вот догадки не мог, не имел права. Ибо моё имя связано с делом — Теодериха, и с моим тоже..