Игорь Ротарь - Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина [калибрятина]

воюющего против талибов. Я много общался с полевыми командирами Альянса – этих людей

нельзя было назвать демократами даже с большой натяжкой. Почти все они были уверены, что

Афганистан должен жить по законам шариата, а место женщины – возле детей и на кухне.

Негзат откровенно смеялась над потугами Запада строить в Афганистане демократическое

общество. «Это все равно что не знающему счета человеку объяснять высшую математику. Мы к

этому совершенно не готовы», – утверждала она.

«Все талибы – пуштуны»

«Не все пуштуны талибы, но все талибы пуштуны», – говорят в Афганистане. На севере

страны компактно проживают узбеки и таджики, и вот там талибов не любят. Север несколько

менее исламизирован, чем пуштунский Юг, хотя и этот регион крайне консервативен по

сравнению с более-менее светской Средней Азией.

В беседе со мной очень многие афганские узбеки и таджики говорили, что лучше после

«освобождения» их натовской коалицией не стало. «Какими плохими ни были талибы, при них

был порядок. Преступности мы не знали: машины на ночь оставляли открытыми. Сейчас же

кругом воровство, дикая коррупция. Талибы ушли в подполье, но не смирились. Они устраивают

теракты, убивают мирных людей», – рассказал мне один из местных жителей. В то же время и

возвращения талибов здесь ждут со страхом. Афганцы опасаются, что те начнут выявлять

сотрудничавших с «кафирами» коллаборационистов и закончится это все этническими чистками.

Американский бензовоз, взорванный талибами

Из жизни контрабандистов

Таджикистан от Афганистана отделяет лишь река Пяндж, которую в верховьях Памира

можно преодолеть даже вброд. Граница толком не охраняется, и контрабанда здесь – рутинное

явление. Я решил вместе с контрабандистами попасть на афганский Памир – конечно, в рамках

журналистского эксперимента. Пожалуй, единственное, что меня смущало, – так это опасность

оказаться в плену у муджахидов. Однако мои таджикские друзья-контрабандисты заверили, что

боевиков в афганском кишлаке сейчас нет.

Переправлялись мы в Афганистан на импровизированной лодке (к обычной автомобильной

камере было приделано резиновое «дно»), а в качестве весел использовали деревянные лопаты, и

добрались без приключений. Даже после крайне бедного таджикского Памира афганская его

часть поражала своей нищетой. Дома там отапливаются по-черному: дым костра уходит через

отверстие в потолке. Электричество и телевидение отсутствует в принципе.

Афганцы угостили нас чаем с тутовником и стали вести с моими попутчиками светский

разговор. Неожиданно беседу прервал вбежавший мальчишка, сообщивший, что в село вошли

муджахиды. Для меня встреча с ними могла окончиться крайне плачевно: мы бросились к лодке.

Увы, боевики уже ждали нас. Меня «пригласили на беседу» к их полевому командиру. Мои

попутчики стали что-то рьяно возражать, и, кажется, произошло чудо – один из вооруженных

людей улыбнулся и сделал мне знак рукой: уходи. Я на всю жизнь запомнил взгляд этого

человека. На меня он глядел как охотник на маленького медвежонка: то ли убить сейчас, то ли

подождать, пока подрастет.

Американские военные в Афганистане

«Настоящие голодранцы»

Если предположить, что разгром террористов в Сирии близок, то воюющие там

среднеазиатские «добровольцы» (а их более пяти тысяч) могут попытаться вернуться с оружием

на родину. Наиболее удобное место для такого прорыва – это северный Афганистан. Уже сейчас

на афганский берег пограничной с Таджикистаном реки Пяндж прибыло несколько сот боевиков.

Таджикские пограничники уверены: муджахиды готовятся к прорыву.

Не исключают наступления боевиков и в Кремле. «Первая угроза – это, конечно, угроза

терроризма, она со стороны Афганистана, это очень, очень серьезно», – заявил в апреле 2017

года президент России Владимир Путин. Вскоре после этого российские военные базы в

Таджикистане получили новое вооружение.

Если боевики все-таки решатся на прорыв, то наиболее оптимальным местом является

Калайхумбский участок таджикского Памира (как раз неподалеку от этих мест нелегально и