Михаил Лев - Длинные тени

Б л а т т. Вы же сами отец, и у вас были дети, и вы могли равнодушно смотреть, как у вас на глазах гибли малолетние, совсем крохотные дети?

Ф р е н ц е л ь. Я хотел бы, чтобы вы знали: однажды Вагнер приказал отправить женщину с маленьким ребенком в газовую камеру, а я добился, чтоб эту женщину послали на работу в прачечную.

Б л а т т. После чего оба они — и мать и ребенок — все равно погибли.

Ф р е н ц е л ь. Этого я уже не знаю.

Б л а т т. Почему вы вступили в национал-социалистскую партию?

Ф р е н ц е л ь. Была большая безработица, а партия обещала, как только она придет к власти, обеспечить всех работой. В то время с безработицей было примерно такое же положение, что и сейчас. Находятся же теперь такие, которые примыкают к партии «Зеленых», иные — к бандитам. В то время мы такими испорченными, как нынешние, не были.

Б л а т т. В кирху вы ходили?

Ф р е н ц е л ь. Да, и даже часто.

Б л а т т. Вы не чувствовали, что между вашей религиозной и политической позициями существует противоречие?

Ф р е н ц е л ь. Нет. Мы ведь были немецкими христианами. (Часть евангелической церкви, близкой к нацистам. — Примечание редакции журнала «Штерн». )

Б л а т т. И вы как христианин не испытывали угрызений совести за все то, что тогда происходило?

Ф р е н ц е л ь. Я сожалею, что был заодно со всеми.

Б л а т т. А что теперь говорят об этом ваши близкие, ваши дети?

Ф р е н ц е л ь. Дети ненавидят прошлое и считают все это преступлением. Но со мной они не порывают и меня не презирают. Они видели фильм о крушении рейха, после чего мы о нем какое-то время спорили.

Б л а т т. Фильм, думаете, может дать представление о том, что тогда происходило?

Ф р е н ц е л ь. Нет, не может.

Б л а т т. То, что происходило в действительности, было куда страшнее.

Ф р е н ц е л ь. Верно, намного страшнее. Словами этого не передать. Я хотел бы вас просить, чтобы вы посмотрели на меня под другим углом зрения. Не из Собибора. На моей совести много человеческих жизней. Не одна, нет. Сто тысяч человеческих жизней на моей совести.

Б л а т т. Почему же немцы утверждают, будто все это вранье, этого не было, и что в таких случаях говорите вы?

Ф р е н ц е л ь. Когда мои дети и друзья спрашивают, правда ли это, я отвечаю: правда, было. И когда они говорят, что такого быть не могло, я повторяю: действительно было, и неверно утверждать, будто этого не было.

Б л а т т. Почему же вам не пойти в редакцию какой-нибудь газеты и не сказать им: я там был, я там работал, и все, что об этом говорят, — правда.

Ф р е н ц е л ь. Если бы я вздумал сделать так, как вы говорите, — пошел бы в редакцию и сказал: «Я сам в этом участвовал, все это правда, да, миллионы евреев были истреблены», — моя жизнь ломаного гроша не стоила бы.

Б л а т т. Кого вы опасаетесь?

Ф р е н ц е л ь. Неонацистов.

Б л а т т. Неужели они так уж сильны?

Ф р е н ц е л ь. Нет, они не так уж сильны, но их следовало бы запретить.

Б л а т т. Коль скоро они не так уж сильны, чего же вам опасаться? Взяли бы да рассказали все. Вам есть что рассказать миру.

Ф р е н ц е л ь. Неонацисты проникают всюду. И если бы я сунулся в печать… У них ведь и там свои связи.

Б л а т т. И еще раз: для какой цели вам понадобилось поговорить со мной?

Ф р е н ц е л ь. Я хотел лично просить у вас прощения за все то, что тогда происходило. И если вы меня простите, это для меня будет небольшим утешением. Мне хотелось поговорить с вами как человеку с человеком. Я догадываюсь, что вы сейчас обо мне думаете, вы меня ненавидите. Но я на вас зла не держу.

Б л а т т. Вы еще о чем-то хотели меня спросить?

Ф р е н ц е л ь. Нет. Больше ничего. Мне хотелось бы, чтобы теперь, сорок лет спустя, вы смотрели на меня не как на эсэсовца, а как на обыкновенного человека…

Некоторые дополнительные данные о палаче и его жертве.

Карл Френцель: После восстания в Собиборе — с осени 1943 года и до конца войны — входил в состав одной из воинских частей, ведших борьбу с партизанами в Северной Италии. В 1945 году взят в плен американцами, но уже в мае освобожден из-под стражи. В ноябре 1945 года возвращается в свой родной город Лёвенсберг. В том же месяце переезжает в Гёттинген и там же со временем становится заместителем заведующего режиссерского отделения киностудии «Фильм-ателье ГМБХ».

Тойви Блатт: После восстания в Собиборе скрывался от нацистов в Восточной Польше. В 1945—1946 годах — офицер службы связи польской армии. Принимал участие в розыске и преследовании немецких военных преступников. Вел замкнутый образ жизни. Работал проводником в горах. В 1959 году поселился в Калифорнии и теперь владеет в Санта-Барбара магазином автомобильных радиоприемников. Часто приезжает в Собибор и объясняет это тем, что «воспоминания сильнее меня и возвращают меня снова и снова к месту катастрофы».