Михаил Лев - Длинные тени

14 октября 1943 года Тойви Блатт и Карл Август Френцель снова встретились. Группа сопротивления подготовила массовый побег узников лагеря. До этого, 2 августа 1943 года, четыремстам евреям из лагеря Треблинка, расположенного в Восточной Польше, удалось совершить побег.

Блатт рассказывает: «Я с группой узников бросился к воротам. Тут я увидел Френцеля. Он вел огонь из автомата. Но мы скоро оказались за воротами».

В середине шестидесятых годов Блатт увидел Френцеля, но уже в качестве подсудимого на Собиборском процессе, проходившем в Хагене. Он был приговорен к пожизненному заключению.

Теперь, в 1982 году, Блатт был снова приглашен как свидетель в Хаген, где суд присяжных рассматривал апелляцию Френцеля о пересмотре его дела. Блатт в который раз увидел того, кто отправил в газовые камеры его брата, мать, отца, друзей, всех жителей его родного города Избица. Он его не узнал. Семидесятидвухлетний обвиняемый Френцель с большими залысинами и двойным подбородком, робко взирающий на всех из-под толстых стекол очков, — этот тучный мужчина с красными прожилками на лице ничем не напоминал безжалостного обершарфюрера СС, коменданта первого лагеря, распоряжавшегося жизнью и смертью заключенных.

Тойви Блатту не забыть и не простить того, что происходило в Собиборе. Спасшись от смерти, он дал себе клятву сделать все, чтобы люди не забывали о шести миллионах погубленных евреев и об их убийцах. Когда кончилась война, он поставил перед собой цель разыскивать убийц. Его интересуют общественные условия и личные обстоятельства, приведшие к национал-социализму и его массовым преступлениям. Это побудило его согласиться на встречу с Карлом Августом Френцелем. Приводим некоторые выдержки из их разговора.

Б л а т т. Вот вы сидите, пьете пиво и при этом улыбаетесь. Вы могли бы быть чьим-то соседом, чьим-то товарищем по спортивному союзу. Но вы не просто «кто-то». Вы — Карл Френцель, обершарфюрер СС. Вы были третьим по значимости в руководстве лагерем смерти Собибор, комендантом первого лагеря. Меня вы помните?

Ф р е н ц е л ь. Смутно. Вы тогда были совсем мальчишкой.

Б л а т т. Мне было пятнадцать лет. Никто из моих родных не уцелел: погибли отец, мать, брат.

Ф р е н ц е л ь. Это ужасно. Ужасно.

Б л а т т. По меньшей мере четверть миллиона человек погибли в Собиборе. Я остался в живых. Почему вы захотели поговорить именно со мной?

Ф р е н ц е л ь. Я хотел просить у вас прощения.

Б л а т т. Вы хотели просить у меня прощения?!

Ф р е н ц е л ь. Да. Я хочу просить у вас прощения. Жертвам уже ничем не поможешь. Прошлого не вернешь. Это не в наших силах. Но я лично хочу просить у вас прощения. Ни на вас, ни на других свидетелей, которые еще будут выступать, я зла не таю.

Б л а т т. Так, значит, вы хотели просить прощения?

Ф р е н ц е л ь. Я это говорю вам еще раз со слезами на глазах. Не только теперь, но и тогда это не давало мне покоя.

Б л а т т. Это вам не помешало не только не препятствовать, но и самому принимать участие.

Ф р е н ц е л ь. Вы не знаете, в каких обстоятельствах мы находились.

Б л а т т. А мы, в каких обстоятельствах оказались мы?

Ф р е н ц е л ь. Я просидел в тюрьме шестнадцать с лишним лет. Я много выстрадал и много передумал.

Б л а т т. Вы были антисемитом или вас к этому принудили?

Ф р е н ц е л ь. Антисемитом я не был, но мы обязаны были исполнить свой долг.

Б л а т т. «Долг»… Каждый раз только и слышишь: долг. Но почему, когда мы прибыли в лагерь, вы избили моего отца дубинкой до полусмерти? Это тоже долг?

Ф р е н ц е л ь. Этого я не помню.

Б л а т т. А Цукермана помните?

Ф р е н ц е л ь. Помню. Он был поваром. Он припрятал кусок мяса, и за это я его избил.

Б л а т т. И его сына тоже.

Ф р е н ц е л ь. Он подошел ко мне и сказал: «Отец не виноват, это я спрятал мясо». — «Тогда и ты получишь двадцать пять ударов плетью», — заявил я ему. Вы должны знать: я всегда поступал благородно.

Б л а т т. Благородно, говорите? А как вы обошлись с голодным мальчиком, который нашел где-то банку сардин? А что вы сделали с голландскими евреями?

Ф р е н ц е л ь. Один из капо мне доложил, что группа голландских евреев задумала совершить побег. Я об этом доложил Нойману, и тот приказал казнить их.

Б л а т т. И вы их отправили в газовую камеру?

Ф р е н ц е л ь. Нет, не я.

Б л а т т. А паренька из станционной команды по фамилии Берлинер, которого вы приказали убить, припоминаете?

Ф р е н ц е л ь. Припоминаю. Капо из станционной команды мне доложил о какой-то его провинности, и охранники спросили, как с ним быть. Я, вероятно, им ответил: «Побейте его», или что-то в этом роде. Ведь сказано это было в присутствии других офицеров.