Владимир Высоцкий: Четыре четверти пути [Сборник]

И тут я вспомнил, как однажды в Центральных банях (в Сандунах был выходной) оказался случайным свидетелем того, как «приводили в порядок» двух очень известных футболистов московского «Динамо», «нарушивших режим» накануне ответственного матча. Над каждым из «нарушителей» колдовали по двое молодцов в четыре веника. Сколько они сделали заходов в парную, я не знаю, но запомнилось, что часа через три, уже одевшись, они выглядели так, словно «ничего подобного» с ними не случилось.

С трудом, но уговорить Володю мне удалось. Народу в бане оказалось действительно мало, а в парной мы были фактически одни. Быстро сделали нужный пар, а Володю попросили просто посидеть и попривыкнуть. Когда он почувствовал, что пар не «жжет», положили на лавку и в четыре веника, постепенно «наращивая темп», стали парить. Он только охал, но держался стойко. Мы на первый раз не очень усердствовали и вскоре отпустили его в душ. Холодная вода в первый миг словно обожгла, но тут же дала возможность почувствовать удовольствие контраста.

Я спросил Володю:

— Ну, как?

— Ничего, ничего…

Второй заход был уже более основательным. Поддали парку с эликсиром эвкалипта. Володе сказали, чтоб дал знать, если будет невмоготу. Но он только постанывал и говорил: «Давай-давай!».

Когда он вышел из ледяного душа на этот раз, я понял, что он прочувствовал «вкус» парилки.

— Да, Васечек, я не думал, что такое может быть… Господи, как хорошо…

…Летом 68-го он позвонит мне с Казанского вокзала, только что вернувшись из Сибири, где снимался в фильме «Хозяин тайги». По загадочному тону я пойму, что ему не терпится сообщить о чем-то, но «разменивать» это по телефону тоже неохота, так как сразу пропадает вся интрига. Поэтому только сказал, что сейчас приедет и все расскажет.

Через полчаса он уже был у меня и подстраивал мою гитару. И вдруг я услышал: «Протопи ты мне баньку по-белому — я от белого света отвык. Угорю я, и мне, угорелому, пар горячий развяжет язык».

Он закончил песню и замолчал. Молчал и я. Потом у меня вырвалось:

— Считай, что все, написанное до этого, — детская игра…

— Пожалуй, ты прав, — был ответ.

Потом рассказал, какую действительно классную баньку ему «соорудили» местные мужички и как они к нему прониклись, потому как не предполагали, что столичный актер понимает в этом деле толк и всегда вовремя кричит: «Поддай еще»…

— Но воще, — так он говорил «вообще», — Васёчек, хоть пар у них там и вкусней, что ли, пахучее, но в Сандунах зато злее, забористей.

Кто бы мог подумать, что, приобщившись со мной к парилке, Володя набредет на столь горькую и глубокую тему, просто попарившись однажды в рубленой сибирской баньке (уверен, что многие делали то же самое, но ничего подобного не написали). Загадка, которая, как и вообще тайна любого творчества или таинственная отметина божьей искрой, видимо, никогда не будет объяснена.

Тогда невозможно было предположить, да и в голову такое прийти не могло, что наша последняя с ним в жизни встреча (последняя задушевная, откровенная, несуетная, потому что будут еще и позже, но другие, не такие запоминающиеся) произойдет… в сауне. Это будет 1 мая 1977 года в Красной Пахре, в доме отдыха «Известий», куда и он, и я совершенно случайно, каждый порознь, приедем на праздники, дико обрадуемся, что встретились, пойдем в сауну и просидим там, наверное, часов пять в компании очень симпатичных людей, но словно забудем о них и будем друг с другом говорить, говорить, говорить, а сидящие рядом с нами, видимо, поймут, что мы истосковались по «нашему трепу» (лучшего собеседника у меня никогда не было и не будет — в Магадане, куда он внезапно прилетел, мы с ним проговорили, кажется, все трое суток, что он там был), не будут нам мешать и даже наоборот — своим «отсутствием присутствия» создадут вполне удобную атмосферу для «задушевки».

Поступив в школу-студию МХАТ, Володя начнет «делать себя» и, если можно так сказать, в физическом плане. Он начнет «качаться», и очень скоро руки, плечи, да и вся фигура его приобретут тот спортивный абрис, которым он запомнится всем видевшим его, особенно на пляже. Кстати, единственный вид спорта, в котором он себя чувствовал как рыба в воде, — простите за каламбур — это плавание. Плавал он хорошо и даже «демонстрировал» баттерфляй, правда, на не очень длинные дистанции.

Помню, летом 57-го мы впервые вдвоем поехали на Черное море. Притом поехали как раз в то время (большие оригиналы!), когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи. Нас друзья уговаривали не ехать именно в эти числа, мол, когда еще подобное можно будет увидеть. Но мы на это отвечали, что, мол, в таком скопище людей, которое ожидается, все равно ничего толком не увидишь, что будут сплошная суета и столпотворение, а на юге зато в это время будет менее многолюдно и более спокойно.