Владимир Высоцкий - Четыре четверти пути [Сборник]

Поразительно, как много он успевал. Жизнь его была очень насыщена: репетиции, съемки, трудные роли в спектаклях — роли, в которых он никогда себя не щадил, изматывался до предела. Выступления по всему Союзу — часто по два, а то и по четыре концерта в день, гастроли, поездки, встречи… И при этом он успевал писать песни, над которыми тоже работал до изнеможения. Часто — по ночам, даже — зачастую.

У него было очень много знакомых — близких и не близких, но он всем успевал уделить внимание, хотя иногда эти люди его внимания не заслуживали. Впрочем, он так не считал: если мог помочь кому-то, то всегда помогал, жертвовал своим временем. Сейчас многие любят хвастаться личным знакомством с ним и зачастую говорят правду: Высоцкий был знаком с очень многими, и всегда даже у случайного знакомого создавалось впечатление, что он стал близким другом Высоцкого, настолько открытыми и душевными были эти встречи. Знакомств Высоцкий не избегал, всем старался подарить хотя бы секунду своего времени и, кстати, сам получал от этих встреч многое. Всех старался узнать и понять.

Сейчас, когда он умер, с нами живут его песни, фильмы — немногие, к сожалению, в которых он успел плодотворно поработать. Живы люди, близко знавшие его, которые хранят в своей памяти образ этого человека. Он и после смерти продолжает дарить людям силу и надежду, мужество и волю к победе, поддерживает нас в трудную минуту, протягивает руку в беде, и в радости он тоже с нами, смеется и шутит, поздравляет нас с нашими победами и говорит: «Так держать!»

Если когда-нибудь я все-таки напишу книгу воспоминаний о Владимире Высоцком, то, вероятно, одна из глав будет посвящена его взаимоотношениям со спортом, которые были и необычными, и довольно любопытными.

К тому времени, когда в восьмом классе мы с ним сели за одну парту, а вскоре и очень подружились, я уже увлекался двумя вещами — хоккеем и баней. И если мы друг в друге весьма скоро почувствовали родственные души почти во всем, то эти мои увлечения долгое время были для Володи абсолютно непонятны. Несколько раз, правда, мне удалось его вытащить на каток «Динамо» (что на Петровке), в начале пятидесятых очень популярный и даже модный у молодежи центра Москвы. Но катался Володя плохо, выглядел на коньках довольно смешным, хотя и сам, по-моему, от этого веселился больше всех. Вообще, в школе он был очень неспортивным: ни в футбол, ни в волейбол, ни в баскетбол не играл, подтягивался на турнике еле-еле два-три раза, если бегал, то быстро уставал. (По-моему, у него что-то было с сердцем или оно было просто слабым, нетренированным). В школьном спортзале на уроках физкультуры над ним часто подсмеивались: «Ну, Высота, — так иногда его называли, — дает!» Он добродушно улыбался, видимо понимая, что со стороны его упражнения на перекладине смотрятся действительно смешно.

Я жил в том доме на Неглинной улице, где некогда находились администрация и номера Сандуновских бань. Так что русскую парную я открыл для себя довольно рано, ну а к тому времени, о котором идет речь, уже вполне хорошо разбирался в «легком», «сухом» и в «тяжелом», «сыром» паре, да и все прочие премудрости парилки освоил в совершенстве.

Как-то говорю Володе:

— Пойдем попаримся?

— Да ты что! Там же жарко!

— Ну и что? — говорю. — После этого сразу в холодный душ. Знаешь, как здорово!

— Нет, нет, нет. Ни за что. Да я умру там.

— Не умрешь, а, наоборот, словно родишься заново.

— Нет, нет, нет. Ты уж это без меня…

Еще несколько моих попыток уговорить его пойти в парную окончились так же безуспешно.

И все-таки Володя полюбил баню. Произошло это случайно и при весьма забавных обстоятельствах. Было это, когда он уже работал в Театре им. А. С. Пушкина, году в 61-м или 62-м. Накануне у меня дома собралась вся наша компания. Нельзя сказать, что веселились мы до утра, но разошлись далеко за — полночь. Володя остался ночевать у меня. Проснулись поздно. Как мы говорили в таких случаях, «денежки тю-тю, головка бо-бо». Самочувствие было, прямо скажем, отвратительное. Мы молчали каждый о своем, хотя на «своем» надо было тоже все-таки сосредоточиться, что в нашем тогдашнем состоянии представлялось просто невозможным.

Вдруг ко мне заходит один институтский приятель и предлагает пойти попариться — мол, будний день, народу мало, сделаем отличный пар…

— Нет, — говорю, — плохо нам с Володей… Сил нет…

— Так тем более надо пойти, — говорит приятель, — это лучший способ «поправиться». Только нужно пересилить себя и пойти. А парилка сама все сделает в лучшем виде…