Том Шон - Вуди Аллен. Комик с грустной душой

«Нет, я думаю нужно что-то сделать с твоим голосом. Мы это переснимем».

Уист, у которой высокий голос, понизила его почти на октаву. После того, как сцену пересняли, Аллен сказал: «Вот так». Уист говорит: «Таким был этот персонаж. Я была на середине дубля, и он такой: „Голос! Голос!“» Чем ниже она его делала, тем смешнее он становился. К моменту Оскара «Пули над Бродвеем» получил семь номинаций, это самое большое число для фильмов Аллена со времен «Ханны и ее сестер», включая лучший фильм, режиссера, оригинальный сценарий — это стало для Аллена 11-ой номинацией на эту премию, что поставило его в ряд с Билли Уайлдером — также Уист, Тилли и Палминтери были номинированы на лучших актеров и актрис второго плана. Как и в «Ханне», Уист получила награду.

«Это было великолепное, яркое время. Все было очень гламурным. Все курили папиросы, и наряжались к ужину, и ходили в ночные клубы. Это время действительно было очень утонченным. Так что я хотел сделать некоторые фильмы в это время, потому что это веселье».

Дайан Уист — это подарок, который продолжает одарять в «Пулях над Бродвеем»: произнося вполголоса реплики чисто завлекательного характера, ловко оценивая способность Шейна снабжать ее похвалами, она является одним из самых больших нарциссов Аллена, она перестает говорить, только чтобы позволить другим людям восхищаться ее утонченным образом, она использует каждую паузу для полной ревибрации. «Пусть птицы поют песни, а наши остаются неспетыми…» — настаивает она своим хриплым баритоном, прежде чем закрыть рот Шейна своими пальцами: «Тише!» Когда реплики, как эта, достигают кульминации, они мгновенно становятся классикой, это неизменно происходит потому, что они пересекают невидимую линию электропередач. Это вмещает всю тщеславность Хелен Синклер в два слога, в отрывок поглощенного в себя хайку, но при этом оно стоит в центре драмы, пересекающейся с соревнующимися эго и конфликтующими намерениями — легкомысленный, оживленный фарс, немного высмеивающий артистический темперамент, чьи многослойные клише идут бок о бок с «Пурпурной розой Каира» на вершине достижения Аллена в роли выдумщика-балагура. Это не лучший его фильм, но он справедливо притязает на звание самого доставляющего удовольствие.

Персонажи выстраиваются в одну линию, как кегли, а потом их отшвыривает в стороны. Там есть дива, обтянутая вельветом, Уист, слегка подшофе от мартини, загребающая все пространство, чтобы победоносно показать передержанные паузы («Мистер Алвинг… дядя Ваня… Корделия… Офелия… Клитемнестра!»). Есть подружка гангстера с очень высоким голосом в исполнении Тилли, которая ужасна в своей роли, но полностью не замечает этот факт («очаровательно, очаровательно…»). Также там есть прекрасный актер Джима Бродбента, который раздувается от тортов и куриных окорочков во время репетиций; счастливая молодая девушка Трейси Уллман, которая очень похожа на свою чихуахуа. Наконец, у нас есть самый спокойный из всей этой шайки, выделяющийся в фильме своим горделивым, роскошным словоблудием: Чич Чезза Палминтери, телохранитель, который сидит на задних рядах, слушает высокопарный подкос под О’Нила Шейна, прежде чем заявить: «Это звучит, как чертов бред!»

Чич является наилучшей комбинированной фантазией Аллена, «эстет с пистолетом в кармане», словами Энтони Лэйна из New Yorker, «он так же страшен в своей защите артистической автономии, как и в роли последователя своего босса. Аллен уважает такую точку зрения, мне кажется, больше, чем он это признает». Трусливый образ Аллена всегда был прикрытием для самых сильных и мастерских желаний, многие его драмы опираются на силу его способности выйти за пределы себя и дать голос мнениям и точкам зрения, которые полностью противоречили его собственным. Он ли Дэвид Шейн, напряженный драматург, сыгранный Джоном Кьюсаком, который надменно использует своих персонажей как рупор для своих собственных сокровенных идей? Или он гангстер Палминтери, само воплощение совета, по которому переписывается пьеса Шейна («ты пишешь не так, как говорят люди») при помощи энергии, взятой на улицах? По правде, Аллен — это оба героя, ироничный гангстер в стиле Раньона, возможно, именно поэтому он делает их разговор в бильярдной долгим, каждый из них смутно очарован другим, как будто они чувствуют какое-то тайное сходство. Его поздние фильмы завалены подобного рода парами: между реальным Гилом Шефердом и вымышленным Томом Бакстером в «Пурпурной розе Каира», между Лестером Алана Алды и сыгранным им самим Клиффом в «Преступлениях и проступках», между Чичем и Шейном в «Пулях над Бродвеем». В творениях Аллена не так много злодеев, которые избегают открытой демонизации, но там множество доппельгангеров, сдвоенных душ и душ-близнецов, особенно в сюжетах, в которых есть тенденции к превращениям, когда один персонаж появляется в другом образе, это удовлетворяет два комедийных инстинкта Аллена — его наслаждение, унаследованное от Кауфмана, Перельмана и Тёрбера из мира вверх-дном, где верх становится низом, а также его драматическую жажду борьбы с самим собой, если так нужно и больше не с кем драться.