Вениамин Додин - Беглецы

Повязаны, получается, одной веревкой…

…После ухода ловцов решил выждадь три дня. Потом, если все будет тихо, сбегать к Мише Соседову и к Вышедскому.

Не получилось: через двое суток пятерка загребал нагрянула снова. Не слезая с лошадей тот же старший /под одинаковыми белыми армейскими полушубками без знаков отличия званий их не узнал/ вызвал меня из зимовья:

— Ты кому брал продукты на фактории?

— Себе. Я их там всегда беру — так Зенин приказал, когда селил меня здесь, у ключа… Заведующий мне верит — дает и в долг.

— Погоди! Ты брал сахару перед новым годом? Куда тебе столько — куль цельный, — восемьдесят кило?

— Как куда? Чаи гоняю. Засыпаю бруснику. Она у меня, — вот, в сенцах, — в ящиках, в двух. И еще в подпольи, в окаренках…

— Остальной где?

— Там, на вышке — вы же видели.

— Ладно. Сало брал? Десять кило? Зачем столько?

— Но масла–то у меня сроду не водилось! На чем жарить–парить? Жрать мне надо? И, опять же, угощать, когда люди заходят? Тайга же. Не продснабовская столовка за углом. А ходить туда–сюда за полкило не могу — работа.

— А чем ты своих тунгусов угощал?

— Эвенов? Чаем с вареньем, печеньем с фактории. Ну, рыбой на сале… Рыба своя…

— А говорил — «не были»!

— Как не были! — Были! Семен с дочерью.

— А другие двое?

— Зачем вам эта бодяга: «Были — не были»? Был бы кто — сказал бы. Для меня все здесь равны: что эвены, что русские, что хохлы…

— Сам–то кто?

— Голландец.

— Ни хрена! «Голландец»! Как к нам–то попал?

— К кому это — «к нам»?

— Ну, к русским. В Россию, значит.

— Я здесь родился. Родились здесь мать и отец. И деды. И прадеды…

— В районе?!

— В России.

— Ну, лады, «голландец». Пойдешь с нами. Оденьсь.

— Арест, что; ли?

— Зачем? Свидетелем пока…

…У меня голова закружилась… — «Свидетелем»!… А вдруг, другие ловцы уже взяли моих японцев? Вполне могло быть, что «чесали» они район многими группами… Пусть даже, не из–за японцев, а из–за беглецов со «Стрелки»… За всеми нашими заботами мы, каюсь, очень хотели «забыть», что побег из Уранового Предприятия — «ЧП» совсем не Краевого масштаба: наверняка тотчас же сообщили в Главк, в Москву. А там..? Все зависит от индекса секретности Предприятия, а главное, от непосредственного шефа программы, внутри которой это заведение числится. И числится ли вообще, настолько секретным оно является на самом деле?… С ума можно сойти…

— Ну, если свидетелем, то начто мне с вами ехать? Я всегда на месте — подписку дал. Нужно будет — вызовете…

— Вот и вызываем. Собирайсь — некогда нам…

Через несколько минут, одевшись, «заложив» условный знак опасности, видный издалека, притворив двери, я зашагал по глубокому снегу впереди кавалькады: взобраться к кому–нибудь за седло мне не предложили…

Часу в третьем ночи мы доползли до Чинеуля. Там я сразу понял: ловцы–молодцы блефовали, — никого в понизово они не видели, но из Мотыгина, от Грязнова, прибыли с наводкой: то ли эвенки, то ли японцы были замечены охотниками из Разведрайона? Они видели следы. А позднее и самих… Неизвестных, которые, вдруг, как сквозь землю провалились, когда четверо мужиков «разведрайоновских» подошли к тому месту… Где же «то» место? А Каменка эта вот, недалеко отсюдова, верст сорок, не больше, если идти не увалами, а поймой…

И что теперь?! По всему видно: ловцы соберутся /еще одна их группа гуляла где–то у Кировского/ и пойдут к вершине Каменки. А там прячутся беглецы из бывшего кировского лагпункта! Все у чекистов «сошлось!«… Что делать?! Первое: освободиться от опеки ловцов, а это почти невозможно, — они, это уже понятно, не болваны, глаз с меня не должны спускать, если хоть в чем–то я у них на подозрении. Ведь пока все мои предположения и выводы о происшедшем — это лишь мои собственные «выводы» и «предположения»… Что они сами знают и думают мне пока знать не дано. Но освобождаться необходимо: только я могу раньше всех сбегать к Медвежьей пади и предупредить беглецов из Кировска—Петропавловска. Никто больше. Ловцы двинутся туда с минуты на минуту… Еще мне нужно предупредить кого–либо из троих: Михаила, Аркадия или Ефима. Но — невозможно!… Надо освобождаться…

Пока все это колотилось во мне как колокольный пест, гудело набатом, ловцы еще отогревались с дороги в поселковом совете: старуха Лазаревна пронесла туда из магазина хлеба и чего–то в кульках. Меня и туда не пригласили. Я воспользовался этим, заглянул в избу рядом — на почту. Там никого не было кроме девушки Тамары у телеграфного окошка. Я решился…