Вениамин Додин - Беглецы

…В середине января, когда Кобаяси–сан и Ямамото–сан пришли ко мне на Ишимбу — отпариться, обогреться в баньке до костей и впрок, — нежданно–негаданно нагрянули «гости»….

Что значит — собаки?! Белка и Байкал подняли меня, верно, за час до того, как пятеро незнакомых мне военных сползли, перед окном, с закуржавевших лошадей, застучали в двери, вошли… Но к тому времени моих японцев и след простыл! Они успели прибрать за собою, одеться, уйти без следов по запуржившей тайге в сторону Оймолона. Чтобы там, пройдя с пару километров по незамерзающему ручью, выйти в распадок у Борёмского озерка… Я же намочил голову оставшейся горячей водой, отжал смоченное той же водою полотенце, встретил «гостей» откупоренной и початой бутылью спирта — поставил ее у постели на полу…

«Гости» оглядели мою маленькую комнату, жарко натопленную печь, на которой кипела вода в чайнике, на миску пельменей, над которыми вился ароматный дымок…

— Где тунгусы?

— Какие еще «тунгусы?»

— Которые три дня назад к тебе приходили.

— Не приходил ко мне никто… В эти дни. После нового года был эвенк Семен с дочерью. Но они побыли день и ушли, оленями, на факторию, в Горбилёк. Больше их не было здесь.

— Нет, еще были тунгусы. Их видели в понизове Ишимбы. Шли сюда.

— Не было здесь никого, после Семена! Геологов жду с часу на час. Зообще–то, ходят мимо эвенки, но мне они не знакомы. Забежали бы вы на факторию — там всех знают, кто здесь кочует. Или просто заходит к ним по делам.

— Нет! Ты скажи, куда те тунгусы делись, которые к тебе заходили? Им кроме, как к тебе сюда, никуда больше пути не было, если они через понизово, через Ишимбу шли. Вспомни… Это что у тебя, — показал один из вошедших на мешки с продуктами и ящики с батареями в кладовке, — для чего тебе столько, одному?

— Если: бы, — одному! Это всей Татаро—Мурожинской экспедиции батареи, для коротажной разведки. «Сядут» у них батареи — приходят за новыми. И за едой тоже.

— А еще, кроме избы, есть помещения?

— Есть. Банька. Там и горячая вода осталась, — мылся недавно. Все посмотрели на мои волосы. — Если не торопитесь, — места всем хватит. Спальники тоже есть. Собачьи. И попаритесь в баньке. Вы в пути давно?

Никто мне на приглашение не ответил. Двое вышли на волю, пошли по тропке к близкой опушке, где баня. Вьюга делала свое дело, заметала пути. Через несколько минут эти явились. О чем–то поговорили с остальными.

А тот, что первым задал вопросы, снова спросил:

— Кто еще к тебе приходил, — вчера–ли, сегодня? Кто был?

— Не знаю. Ко мне сюда, в избу, последними заходили эвенк Степан с дочерью. Больше никто. А если и были около, — приходят, видят закрыты двери — уходят. Мало ли их? Но это — все больше осенью, когда охота начинается. Ну, летом, когда полевой сезон. А теперь, зимою /я, вдруг, вспомнил о «других», не частых посетителях!/, почти никто не приходит. Вот, только, перед новым годом Зенин приезжал, охотой. Останавливался.

Имя Зенина произвело впечатление. Вся команда собралась, взобралась, на лошадей, тронулась гуськом по тропе в сторону Ишимбинского устья…

Скрытничали, товарищи энкаведешники: «тунгусы»! Но то, что искали они именно японцев, было ясно. Неясно было, — продали нас, или это «плановый» поиск Илимских беглецов? Хотя, не очень верилось, что, вдруг, через столько времени после бегства из другой области, погоня придет именно сюда, в самую северную часть огромного «чужого» района, в лице вот этих вот пятерых конных загребал–конвойцев. Не–ет, други, — продал нас кто–то! Быть может, не нарочно, но продал!… Наезд этой пятерки, облава на Черной речке, переданные нам приказания Грязнова, начальника милиции, о подготовке '«прочесывания»' всего района… Все это было в одном ряду. И больше смахивало на нецелевые, ненаправленные действия, которые, просто, местные власти не умели организовать. Но не «плановые» поиски разбегавшихся заключенных в Крае. Засуетились, значит, забегали начальнички, плеснули им сверху скипидара, под хвосты! Но это их заботы. А нам что делать? Реагировать как? Тоже замельтешиться параллельно их панике? И тем по–настоящему наследить и выдать себя и всю организацию? Или сидеть себе тихо, благо все наши беглецы упрятаны, отсиживаются в местах глухих, дальних. И там, — в урманах непроходимых, даже промысловиками редчайше посещаемых, истинно медвежьих, а не только по прозванию падей, — спрятаны в схронах вдали от не означенных на карто–схемах геологов семейных зимовий. И зима. Начни переводить людей с места на место? Только в пургу, в сильный снегопад. А так — вот они, пожалуйста: отсюда вышли — туда пришли. Быть по сему: сидеть им и нам тихо, не суетиться. Благо, обратно же, — зима! Запасы целы. Нужно будет, — еще подбросим, в пургу или в тот же снегопад. Что есть — не испортится. Свежины? А рыбка всегда свежа! Бери — не хочу. Выходить на охоту, на продовольственный промысел нужды нет. Все проблемы… Мы даже решили с Аркадием Тычкиным и Ефимом Ильичем, когда встретились на Центральном до праздников, что всеми этими «новостями» беспокоить иностранцев не будем. Они и так постоянно насторожены, живут на одних нервах. Потом, люди они все военные. Как себя повести, в случае чего, знают. Знают и то, что попадать им в руки чекистов нет резону. Сурово, но уж так получилось. Такие им, да и нам с ними заодно, выпали карты…