Роман Грачев - Развалины часовни

Бородач продолжал обходить избушку, регулярно поглаживая объемный живот. В образовавшейся паузе вновь лязгнул меч Ивана-Царевича. Молодой и горячий Ваня не мог смотреть на происходящее спокойно.

— А мил человек, — сказал он, выдвигаясь из-за стола, — скажи, пожалуйста, куда девать сотни лет эволюции? Неужто ты не замечаешь, что они граждане теперь вполне законопослушные, детишек развлекают…

— Ты, пьяный мачо, вообще помолчал бы, — ответил бородач, на всякий случай отходя подальше от вооруженного Царевича. — Сидишь тут, пьешь вместе с ними, супостатами. Кстати, твой моральный облик давно внушает мне опасения: как ты с лягушкой-то… это самое…

— Чаво? — вновь произнес Федяка.

— Да ничаво! — взорвался незваный гость, и всю его дипломатическую шелуху разом сдуло в окошко. — Содом и Гоморра, говорю, вот чаво! В общем, болтать мне с вами некогда. Либо вы покидаете здешние места и уходите там себе в какую-нибудь глубокую чащу, либо мы будет разговаривать с вами на другом языке!

Баба Яга, наконец, обрела дар речи.

— Это на каком? — робко поинтересовалась она, механически собирая со стола хлебные крошки. Вопрос застал бородача врасплох. Точного ответа у него явно не было. Да и не за этим он сюда пришел, чтобы на вопросы отвечать.

— Увидите, — сказал он. — Итак, супостаты, неделя сроку вам, и усё! Честь имею!

Бросив прощальный и полный необъяснимых эмоций взгляд на Ивана-Царевича, гость развернулся и вышел за дверь.

…Разумеется, в недельный срок они не уложились. Да, собственно, и не собирались. Усадьбу пришлось закрыть, оставив в разочаровании сотни приехавших из разных городов туристов. Яга пыталась дозвониться до областного министра культуры, чтобы обрушить на него гневный вопрос: «Почто без вашего позволения здесь распоряжаются какие-то незнакомые люди и обзываются нехорошими словами?! Ведь это же ваш проект!» — но телефон министра женским голосом стыдливо сообщал, что абонент временно недоступен.

Тогда они поняли: министр решил не ввязываться в это дело. Как говорится, на любую крупную рыбу в море найдется рыба покрупнее.

Когда неделя прошла, а «супостаты» все еще торчали в своей приватизированной вотчине, к рубежам усадьбы стали стягиваться активисты непонятных организаций и движений. В основном это были молодые люди, похожие на студентов, которых ради борьбы за попранную духовность отпустили с занятий и освободили от экзаменов. С таким контингентом бороться было бесполезно, и, наблюдая их маневры через мутное стекло окна, Яга решила, что им действительно пришел конец.

…Во сне она летела на метле, как булгаковская Маргарита на борове, была молода, стройна, и длинные черные волосы развевались на ветру, и из одежды на ней было только ожерелье из миниатюрных человеческих черепов. Она летела над городом со скоростью истребителя, под ней молнией пролетали огни городских магистралей, и она ничего не успевала увидеть. Впрочем, она чувствовала, что этот мир под ней — чужой и безвозвратно утерянный…

Она проснулась от толчка в бок. Открыла глаза, зевнула, посмотрела в окошко. В рядах осаждающих студентов-баскетболистов наблюдалось какое-то шевеление.

— На штурм пойдут, стервецы, — сказал Федяка. Это он ткнул Ягу в бок. За спиной у него маячило бледное лицо Водяного Петруши, Иван-Царевич сидел на лавке у печи и любовно поглаживал свой зачехленный меч. Вся гоп-компания была в сборе.

— Сколько я так пролежала? — спросила Яга, поднимаясь на ноги.

— Не знаю. Мы пришли, ты валяешься на полу, окошко открыто. Что они с тобой сделали?

— Ничего. Я просто хотела сказать им, что они не правы.

Иван-Царевич усмехнулся и, не поднимая головы, бросил:

— Им говорить бесполезно, они сказок не читали и манную кашу не кушали, а вместо детского сада сразу пошли в Интернет-клуб.

— Буль-буль… Бль.., — согласился Петрушка.

Все, кроме Царевича, прильнули к оконному стеклу.

Там за окном происходило что-то необъяснимое. Плакаты антиязыческого содержания были свернуты и сложены в кузов грузовика, полевая кухня уже уехала, народ бегал туда-сюда. Но все это не очень походило на передислокацию или отступление. Скорее всего, осада грозила перерасти в нечто более разрушительное.

— Что они делают? — беспокоилась Яга, пытаясь нацепить на нос старые разбитые очки.

— Готовятся к штурму, говорю же. Надо уходить отсюда. — Федяка вынул из кармана сотовый телефон, набрал какой-то номер, недолго прислушивался, затем с разочарованием захлопнул крышку. — Нас отрубили.