Роман Грачев - Развалины часовни

Так вот и жил-поживал этот русский народный Диснейленд без финансовых и иных проблем года три с хвостиком. Иван-Царевич выгуливал свою лягушку по зеленой лужайке на радость зевакам, Федяка бренчал на балалайке, Петруша в бассейне пускал пузыри и стягивал трусики с молодых девушек, отчего те визжали (не трусики, естественно, а девушки), но из воды не вылезали, продолжая дразнить Водяного румяными ягодицами. Яга же сидела на веранде своей отреставрированной избы, покачиваясь в кресле, вязала на спицах и умильно глядела на отдыхающих туристов. Сердце ее ликовало…

…впрочем, не так долго, как ей хотелось бы.

Первый звоночек раздался за месяц до того, как вокруг усадьбы выстроились плотным кордоном «блюстители нравственности». Однажды вечером в избушку Яги заглянул человек в дорогом костюме и с аккуратной бородкой. В это время сама Яга и ее друзья пили чай с вареньем. Человек присел на лавку у входа, погладил бороду, почесал пузо, выглядывающее из-под расстегнутого пиджака, и принялся протяжно вздыхать, не говоря при этом ни слова.

Минуты три чаевники так же молча разглядывали его, а затем нервы Федяки не выдержали:

— По какому вопросу, товарищ? На сегодня экскурсии закончены, усадьба закрыта, приходите завтра…

— Кхме, — сказал бородатый и снова почесал пузо. — Кхме… ха…

— Красиво излагаете, Киса, — ответил Федяка, начиная разминать пальцы. — Только у нас ничего крепче чая сегодня не наливают. Обращайтесь в министерство культуры.

Бородатый, наконец, соизволил подать голос:

— Я только что оттуда… — сказал он и, в очередной раз почесав поверхность желудка, припечатал: — Вам конец, нечисть.

Звучало пугающе.

Вслед за Федякой начал нервничать Водяной Петрушка. Обычно когда он нервничал, то становился похожим на страдающего чумкой бегемотика, но в тот раз эмоции довели его до состояния полного ступора. Это был уже не добродушный бегемотик, а прошлогодний утопленник.

— Буль-буль, — сказал Водяной, — бль…

Иван-Царевич отодвинул свой стул, поднялся во весь рост и с шумом вынул из ножен короткий меч.

— Говори ясней, добрый человек, а не то огорчу до невозможности.

Вместо ответа бородач вынул из невидимого кармана маленький блокнотик и золотой «Пакер». На виду у изумленной публики он принялся что-то выводить размашистыми буквами на первой же чистой странице.

— Так и запишем, — бубнил он себе под нос, — нечисть лесная оскорбляла парламентера нехорошими словами и угрожала холодным оружием…

Все присутствовавшие в избе сотрудники заповедника «Курьи ножки» раскрыли рты. Чай был забыт и остыл, варенье растеклось по столу, сладкая плюшка выпала из рук Яги и приземлилась на полу возле башмака незваного гостя.

«Не ждали» называется.

Гость, закончив писать, сунул блокнотик обратно и, наконец, решил прояснить свои туманные намеки. Во взоре его появился робкий блеск номенклатурного превосходства.

— Итак, господа… кхм, товарищи,.. так будет вернее. Короче, супостаты, вам велено передать, что вы должны выметаться отсюда в недельный срок, ибо в этом живописном месте будет открыт другой заповедник.

Гробовое молчание в ответ. Иван-Царевич зачехлил меч, Яга икнула, а Водяной Петруша даже перестал булькать.

— Чаво? — спросил осторожно Федяка.

— Ничаво! Другой заповедник будет, говорю! — Бородач поднялся с лавки и начал по-хозяйски осматривать помещение. Номенклатурное превосходство в его глазах уже не маскировалось и сверкало всеми цветами радуги. — Здесь мы разместим сторожа. На большее твоя халупа, бабуся, не годится.

Яга молчала. Ей нечего было ответить.

— Читали последние новости? — осведомился бородатый гость, заглядывая в стоявшую у окна кадку с солеными огурцами. — Слышу, не читали. В газетах пишут, что вы, язычники, забиваете чистый разум людской всяческой гадостью и отвлекаете народ от размышлений о вечности. На вашей совести, бабуля, десятки преступлений против нравственности… Кхм, послужной список тот еще! — Бородач усмехнулся.

Поскольку Яга хранила партизанское молчание, погруженная глубоко в себя, слово взял Федяка.

— Огласите список, пожалуйста.

— Пожалуйста, нам не жалко. — Гость переместился к печке, выдернул край пухового одеяла, зачем-то пощупал его внутренности. Судя по улыбке, остался доволен. — Каннибализм — раз! Неоднократные попытки сексуального совращения — два! Недозволенные химические опыты — три! В общем, полный сатанизм. Вот.