Роман Грачев - Развалины часовни

— И почему мы до сих пор не спим?

— Не знаю, ба. Чего-то не хочется. Расскажи мне сказку.

— Сказку? — Бабушка прокашлялась, сняла очки, протерла воротом халата запотевшие стекла и пробубнила: — От твоих сказок, Марья, у меня по ночам кошмары бывают. Ты мне лучше ответь, почему ты сегодня так сильно плакала?

— Потому что нам в садике давали манную кашу невкусную, и я не смогла кушать, а воспитательница сказала, что я безмозговая девочка.

— Безмозглая.

— А?

— Надо говорить «безмозглая». Учись говорить правильно.

— Ладно. А потом воспитательница сказала, что у меня мама такая же и что папа — собака…

— Кобель, — поправила бабушка.

— … и еще она закрыла меня в кладовке с мышами и долго не выпускала, пока все ребята гуляли на участке. А еще она…

Девочка приготовилась заплакать. Ей хотелось рассказать, как воспитательница прошлась по ее попке грязным веником, а потом силой заставила выпить ненавистное кипяченое молоко, половину вылив ей за шиворот, — но слов уже не оставалось. Одни только слезинки, словно капли росы, скатывались по щекам.

— А про бабушку она что-нибудь говорила?

— Да… Про тебя она тоже говорила, только я таких слов еще не знаю.

— Ясно, — задумчиво протянула бабуля. — Дождется она у меня когда-нибудь, выдра.

— Что, ба?

— Ничего, золотко, это я просто сама с собой разговариваю.

— А почему?

— Потому что я уже большая.

— А-а-а… Ба, а можно я Сон-старику на воспитательницу пожалуюсь?

— Можно.

— А он сможет превратить ее в большого и страшного крокодила?

— Не знаю, наверно, сможет. Только нам Сон-старик не нужен. Вот завтра я поведу тебя в садик и тогда… Мало я эту выдру за космы таскала в молодости, ох, мало!

Машенька терпеливо выжидала, пока бабуля закончит свою гневную тираду, а потом сочла нужным напомнить:

— Ба, завтра выходной, ты забыла.

— Точно, выходной. Ну, пусть живет до понедельника.

Бабушка умолка. Она как будто забыла, зачем пришла в детскую комнату, и Машенька решила воспользоваться ее внезапным замешательством.

— Бабушка-а!

— Аюшки?

— Ну, расскажи мне сказку!

— Сказку? Да про что?

— Ну, про Красную Шапочку или про кого-нибудь другого.

Бабушка задрала кверху очи, задумалась.

— Сказку… Ну, ладно. Жил-был добрый-предобрый волшебник. Жил он в тридевятом царстве, в тридесятом государстве…

— Где?

— На Колыме. Не перебивай. Вот, и был этот волшебник такой добрый, что даже самому тошно было. Иной раз сядет он перед зеркалом, смотрит на себя и весь как квашня по стулу расползается. Во-от. И ходили к нему люди разные, просили сделать им какое-нибудь доброе дело, а он и рад-радешенек — квашня ведь. То машину кому-нибудь подарит, то чемодан долларов сделает.

— Чемодан чего?

— Фантиков волшебных, зеленых таких. Ты будешь слушать или будешь перебивать все время?

— Я буду слушать.

— Ну вот. Ходили к нему, значит, всякие люди, ходили, и вдруг надоело доброму волшебнику задарма работать. Повесил он у себя над крылечком табличку и написал в ней, что он больше не добрый волшебник, а частный предприниматель. Стал, значит, добрые дела за денежки делать, олигарх недорезанный, гнида, падла…

Увлекшись, бабушка не заметила, что глаза внученьки стали похожи на два больших блюдца из подарочного сервиза. Кровавая история о массовых арестах добрых волшебников в интерпретации бабушки уже долетала до детских ушей, но девочка так и не смогла понять, о чем все-таки идет речь. Взрослые иногда бывают такими странными.

— Ну, значит, — продолжала бабушка, — стал он бизнесменом, отгрохал себе большой офис, по вечерам стал в него девок водить и, короче… в общем… так…

— Ну, а что же было дальше?

Бабушка замешкалась. Она не знала, что было дальше. По ее здравому рассуждению, доброго волшебника потом застрелил серый волк из другого леса, но стоит ли рассказывать об этом маленькой девочке? Вряд ли.

— Ба! — торопила внучка.

— Короче, Марья, не вышло у него ничего, у этого Копперфилда.

— Как это?

— Разорился, потому что халява никогда до добра не доводила. Все, сказочке — конец. Спи! А мне надо еще папу твоего дождаться. Где-то он у нас сегодня загулял.

— У доброго волшебника?

— У доброй феи в короткой юбке и с ногами от коренных зубов!

Машенька, как обычно, ничего не поняла.

— Ба, а спой мне песенку.

— Если спою — будешь спать?

— Буду.

— Ну ладно. Кхм! «Она-а была-а актри-исою-у, но абсолютно лы-ысою-у»… Достаточно?