Владимир Ефремов: Эдельвейсы для Любаши. Коричневый туман над Днестром (сборник)

– Ну рассказывай, что тебе опять на пьяную голову померещилось, Степан Иванович? Говори, что случилось?

– Это я с перепугу, Иван Иванович. Представьте себе, среди ночи будит вас покойник, да еще и угрожает, что велит выпороть, а потом с работы выгнать…

– Интересно… Сколько раз мы с тобой вели разговор на эту тему?

– Да нет же, Иван Иванович… Посмотрите сами – вот он наш бывший граф – Афанасий Гордеич. Одним только взглядом показал он на диван, на котором лежал худощавый, длинный незнакомец, одетый в дорогой черный костюм. Такой носили только «большие» люди. Председатель попросил бабу Дашу разбудить гостя. Она, подойдя к нему и коснувшись спящего, несмело обратилась: «Товарищ, просыпайтесь, уже пора». Незваный гость медленно повернулся в ее сторону. Баба Даша, побледнев, трижды перекрестилась, пятясь спиной назад поближе к председателю и к Семке-милиционеру, которого председатель вызвал, когда выходил из дома.

– Батюшки! Боже мой! Так это наш граф Афанасий Гордеич… О, Господи! Что это я мелю? Он же помер давно…

– Что здесь происходит? Почему в моем доме посторонние люди? Кто вас сюда пустил? Выйдите все… Я чувствую себя устало… Мне необходим покой и отдых. Тимоша, позови-ка полицмейстера и выдворите всех посторонних!

У бабы Даши ноги стали ватными, она едва стояла на ногах. Глядя на графа широко открытыми глазами, она никак не могла понять, что происходит.

– Вы шо мини спэктакль встраиваитэ! – гаркнул на гостя милиционер, – прэдъявить мини докумэнты, – уставившись на графа бараньими глазами, потребовал он по уставу.

– Я хозяин этого дома и, вам, сударь, я не позволю повышать на меня голос. Я вызову городового и вам тогда несдобровать! Умоляю тебя, Евдокия, скажи ему, чтоб он и все посторонние без промедления покинули мой дом.

– Я… Я не Евдокия, – не своим голосом ответила ему Дарья. – Меня Дашей зовут. Это маму звали Евдокией. Она через два года после вас умерла.

– Евдокия! Я не потерплю шуток! О какой смерти ты говоришь?

– Мы вас, Афанасий Гордеич, похоронили в вашем фамильном склепе еще в тринадцатом году, до Советской власти.

– Какая еще Советская власть? О чем это ты?

– Ну до Октябрьской революции. Нынче у нас другой строй – социалистический. Новая Власть. И царя нет… Нет ни хозяев, ни рабов. А усадьба ваша теперь колхозная. Вот Иван Иванович – наш председатель. Иван Иванович, откройте, пожалуйста, ваш кабинет, – попросила баба Даша.

Граф Афанасий Гордеич Борецкий покорно зашагал за председателем в свою бывшую спальню. В его опочивальне стояли большой П-образный стол из красного дерева, диван, обшитый черной кожей, телефонный аппарат, на стене висела большая политическая карта СССР. Деревянные книжные шкафы были забиты конторскими папками и разными книгами и журналами по сельскому хозяйству.

– Как это понимать? – присев на краешек дивана, тяжело дыша, задал как бы самому себе вопрос Афанасий Гордеич, – вчера еще все стояло на местах.

– А где мои жена и дети?

– Жена ваша Софья Николаевна скончалась уже при Советской власти, бедняжка… Дети ездили в Верхоянск хоронить ее, и дочка ваша на похоронах захворала, а через месяц умерла. Сын ваш Саша, Александр, погиб на войне, – выпалила она одним выдохом непонятно как и откуда вдруг появившемуся с того света графу.

Взявшись обеими руками за голову, граф тяжко застонал, переваривая в голове то, что услышал из уст Даши. Он, не переставая, повторял одно и то же: «О, господи милостивый! Что же это со мной происходит?»

Тело графа ослабевало, силы покидали его, и он, так и не успев сесть поудобней на диван, погрузился в глубокий сон.

– Каким же образом через столько лет он появился в своем доме? – вслух рассуждал председатель, глядя в удивленные глаза участкового милиционера. Тот недоуменно пожимал плечами.

Ответ на сей вопрос он получил немного позже, когда по станице разошелся слух о ночных похождениях и трагической смерти грабителей.

– А что с графом стало? – спросил я у бабушки.

– Про графа рассказывали, будто он помешался после всего увиденного и услышанного. К нему несколько раз ездили в сумасшедший дом, куда его поместили, но он ни с кем не желал разговаривать, все время повторяя одну и ту же фразу: «О, Господи! Подскажи как мне жить дальше? Лучше бы я не просыпался… Лучше бы было моим глазам не видеть всего этого…»

– Видно, не понравилась, – сделала вывод бабушка, – графу наша Советская власть…