Елена Штакеншнейдер - Дневник и записки (1854–1886)

Другое стихотворение той эпохи, также ходящее по рукам, т. е. нецензурное, — Хомякова: «Тебя призвал на брань святую!» [17] Одновременно с потоком печатных стихотворных славословий шла встречная противоположная волна рукописных стихотворений критически-обличительного содержания, уже предвещающих близкое наступление общественного подъема. В стихотворении Хомякова обличительная струя сочеталась с воинственным призывом «на брань святую», «за братьев!» и т. д. «Нецензурное» в 1854 году стихотворение это, под заглавием «России», целиком было напечатано в 1861 году в «Стихотворениях А. С. Хомякова» с датой «март 1854».

Четвертая строфа этого стихотворения часто выпускалась совершенно; она и — в рукописи казалась страшной [18] Эта строфа читается так: В судах черна неправдой черной И игом рабства клеймена, Безбожной лести, лжи тлетворной И лени низкой и позорной И всякой мерзости полна! Указание Е. Штакеншнейдер, что и в рукописи эта строфа обычно пропускалась, характеризует тот круг, где вращалась дочь придворного архитектора: кроме правительственной цензуры, существовала своя, цензура салона. . Помню, раз пришел к нам Базили с этим стихотворением в кармане. У нас сидел дедушка. Его ли боялся Базили, или просто был он чересчур осторожен, как настоящий грек, но только, декламируя восторженно стихи эти и диктуя их даже мне, о четвертой строфе он и не заикнулся. А дедушке и без нее было довольно, он сидел насупившись. Эта «глава, лежащая в пыли», эта «растленная совесть» не шли к его России; он не хотел, чтобы к ней относились с подобными речами; не такою видели ее его глаза, еще в молодости ослепленные блеском 1814 года; он это и высказал; но Базили горячо защищал свое мнение. Ему, как греку, особенно нравился конец. «Ну, а это что значит, коленопреклоненная душа ? Я не знал, что у души есть колени, покажите мне коленопреклоненную душу», — придрался дедушка [19] Строфа, особенно возмутившая Ходчинского, читается так: С душой коленопреклоненной, С главой, лежащею в пыли, Молись молитвою смиренной, И раны совести растленной Елеем плача исцели. . Базили остановился, как бы в недоумении, но вдруг поднял голову, указал на мраморного, молящегося на коленях ребенка, стоящего в углу, и отвечал: «Вот коленопреклоненная душа».

Много стихов написал тогда и князь Вяземский, но более него и, кажется, более всех, — Глинка. Его стихи, настроенные на божественное, невыработанные, необдуманные, но звучные, позему самому запоминались легче всех. Его «Ура!» кто не знал тогда наизусть? Кто знает его наизусть теперь?

Года через два по окончании Крымской войны, когда не только навеянные ею стихи, но даже самые ужасы, ее сопровождавшие, уже забывались, увидали мы однажды у Глинок, на стенах их гостиной, полосы красной, синей и желтой бумаги, вроде обоев, исписанные китайским письмом. Это было «Ура!», переведенное на китайский язык и привезенное из Китая. Вот начало этого произведения православной музы, заслужившего азиатскую славу:

и т. д.

Но вдруг посреди этих песнопений раздались совершенно неожиданные звуки. То были два стихотворения неизвестного автора, одно под заглавием: «К русскому народу», другое — «Русскому царю». Насколько эти стихотворения были в то время распространены, я не могу судить теперь; знаю только, что они ходили по рукам людей, не только не знакомых с автором или его кругом, но даже, если бы они с ними были знакомы, вероятно, не сочувствующих ему. Стихи были, я думаю, не поняты большинством, и потому повторялись наряду с «Ура!» и прочими.

Говорят, что имя автора искалось правительством, и подозрение падало даже на Хомякова, в Москве. Настоящий автор был в то время в Петербурге. Услыхав, какая беда грозит Хомякову, он тотчас же хотел обличить себя, но его удержали. Между тем Хомяков успел оправдаться, настоящего виноватого не нашли, и так дело замолкло.

Стихотворения схоронились по портфелям, забылись даже, может быть, и, наконец, минула им десятилетняя давность. И вот, когда она минула, когда даже сверх нее прошли еще два года, автор за одно из них, а именно за то, которое озаглавлено: «К русскому народу», сослан в Тотьму.