Елена Погребижская - Дневник артиста

Я все время сравниваю российский шоу-бизнес с зыбучими песками — вот только что ты стоял на твердой почве и горделиво возвышался, как уже засосало. Искусство преодоления зыбучих песков — это и есть дневник артиста.

Сначала мне показалось, что надо написать мемуары — дескать, так и так, «единственное, что помню из первого класса — это большую угольную кучу за окном…». А потом думаю: нет, рано мемуары. Вряд ли у меня выйдет такой основательный труд. Зато я точно знаю, как обстоит дело сейчас. И хотя это «сейчас» занимает всего несколько лет, оно и есть содержание дневника.

Вот у нас вышел второй альбом. Это не вершина успеха и не двадцать пять лет творческой деятельности. А мне кажется, что прошла целая жизнь. Я перечитываю страницы своего дневника и понимаю, что то восприятие мира, которое было у меня тогда, больше никогда не возвратится. Как будто за три года наступила неминуемая взрослость.

Я встаю не рано и не поздно, часов в девять.Потом пишу что-нибудь на компьютере — нужный текст или кусочек в недописанную песню. Потом я могу отправиться в спортзал. Почему? Потому что артист — это работа не только лицом, но и телом, и неумытый рокер с грязными волосами и в джинсах, в которых он, может быть, спал, уже давно не пример для подражания. Потом мы едем с моим директором Олей на какую-нибудь встречу, или в звукозаписывающую компанию, или куда-нибудь еще. Вечером у меня может быть репетиция — это часа три прекрасной работы. После я приезжаю домой и читаю что-нибудь или смотрю кино. Пока моя жизнь не наполнена охраной и лимузинами. Правда, стена возле моего дома исписана, как положено, а на домашний телефон регулярно звонят и молчат или, что еще хуже, требуют разговора. Так что, хотя слава и не всемирна, уже можно представить, что бывает, когда ее много.

25 февраля 2005 года

Только что мы съездили в Таллин.

Приехав утром, пошли гулять по старому городу. Над нами висела серая, совершенно питерская, хмарь, поэтому настроение сразу стало вдумчивым. Поколесив положенное между Ратушной площадью и лавками местных сувениров, мы решили больше не гулять.

Клуб, в котором мы выступали, находился как раз в Старом городе. К моменту выступления в зале было так накурено и душно, что капало с потолка. Не было никакой охраны, поэтому девушка с партийной кличкой Эволюция — и почему так людей называют? — постоянно норовила упасть гитаристу Вове Хоружему в приборы. (Потом Вова признался, что с трудом отдавался на концерте чувствам, ибо был вынужден поглядывать, не рухнет ли девушка в его примочки.) Передо мной на сцене кто-то сидел по-хозяйски и курил. Все мониторы были уставлены пивом.

Мы зажгли. С потолка капало. Публика прыгала, иногда наваливалась на нас, но не слишком. На экране за нашими спинами лихая футбольная команда забивала голы — это шли ролики спонсора. Временами публика беспричинно смеялась. Это, как мне потом объяснили, когда какой-нибудь фрагмент видео про футбол совпадал с текстами песен. После концерта в гримерку заходили возбужденные люди и сообщали, что в зале пребывали члены знаменитой группы «Браво». Вскоре пришли барабанщик «Браво» Паша Кузин и их басист Дима Ашман. Оба не вязали лыка, но в разной степени. Паша не вязал больше, поэтому Дима ему все время говорил: «Ты без меня по лестнице не спускайся». Но Паша смело ушел один. Звука падающего тела мы не услышали. Все обошлось. Хотя они были очень пьяные, конечно. Для нас же организаторы так и не проставились, поэтому пацаны были вынуждены после концерта (а по Москве было четыре утра!) оторвать от сердца подарок любимой девушке кого-то из них, бутыль ликера «Вана Таллинн», и употребить его — чтобы спалось.

На следующий день мы уезжали в Москву. На перроне оказалось, что едем в одном вагоне с группой «Браво». Мы сразу поняли, чем это пахнет. Пахло спиртным. Они все время заходили в наше купе. Их мультиинструменталист по кличке Шаурма показал под носком на ноге татуировку в виде морского конька. «Прикинь, — говорит, — у него спираль не в ту сторону. Вадик мне вместо конька доллар, получается, наколол». Потом он рассказал, как в восемьдесят каком-то году арестовали их всех и дочку шведского дипломата Ивонну Андерс, за которую выдавала себя Агузарова, и еще про то, как ее сослали. Потом пришел Паша Кузин, принес свой новый фотоаппарат и всех сфотографировал. Потом пришел Дима Ашман, принес «Егермайстер» в зеленой бутылке. Потом пришел Шаурма — он забыл пиджак. Потом пришел Паша Кузин и рассказал, как на одном «заказнике» у бандита пожелал тому за столом в качестве тоста киллера-мазилу. «Сразу, — говорит, — повисла тишина. Я всю жизнь вспомнил, ничего, думаю, сорок два года пожил. Но все потихоньку засмеялись. Я уже понял — отлегло». Потом пришел звукорежиссер «Браво» Коля. Потом все уходили и приходили еще раз пятнадцать. Потом мы сделали намек. Они вернулись еще только один раз и забрали-таки свою бутылку «Егермайстера».